[опубликовано 10 Июня 2011]

Магомедов Расул

Я убежден, что почти каждый человек может припомнить на своем жизненном пути несколько таких встреч, которые оставили свой след. Может быть, даже повлияли на содержание и стиль жизни.

В этом смысле и я не был исключением. Среди личностей, оказавших на меня влияние в начале моей самостоятельной жизни и работами рядом с именами академика Юшкова, Алибека Тахо – Годи вспоминается Джелал – Эд – Дин Коркмасов, хотя наше личное знакомство продолжалось около года.

Тогда в 1936 году я обучался в аспирантуре Института национальностей в Москве. Однажды институт посетил ДжелалКоркмасов – вероятно, по делам Комитета новых алфавитов. Визит члена ЦИК и ВЦИК СССР явно вызвал некоторый переполох. Волнение чувствовал и я, но по другой причине. В Дагестане это имя было очень известно – это был один из самых признанных революционных деятелей и вождей, его дела были в памяти большинства тогдашних дагестанцев, его имя - среди первых, когда речь шла о революции и становлении новой жизни.

Мы знали и более: когда в 1932 г. его вместе с Самурским, Тахо – Годи, Габиевым вдруг отозвали в центр *, то это было воспринято не как повышение, а как наказание – очевидно, за чрезмерную самостоятельность **.
Наверное, мне студенту, приходилось видеть его и в Махачкале среди руководства. Но отдельно и близко я впервые увидел его тогда в Москве. Бросился в глаза его высокий рост, довольно плотная, но подвижная фигура, полуседевшая шевелюра, как у поэтов или священников.

Всех нас представили. 

Коркмасов довольно скоро решил свои дела, присутствующие гурьбой двинулись его провожать – вместе со всеми пошел и я, но все же, как человек молодой, держался в стороне.
Попращавшись с окружающими, Коркмасов направился к автомобилю, и тут, уже открыв дверцу, заметил вдали меня. Неожиданно направился ко мне, затем вдруг пригласил в автомобиль: « Поедем, посмотреть, где я работаю».

Его кабинет оказался в бывшем особняке фабриканта Саввы Морозова.
Разговорились мы не сразу, он сказал, что в этом кабинете находится Комитет по новому алфавиту, занятый подготовкой к переходу обучения в стране на основе русского алфавита.
Это великое дело в культурном строительстве Союза, но в конце концов он дал мне свой домашний адрес и попросил приходить в любое воскресение на чай.


Жилье его оказалось в так называемом «городке» у Крымского моста. ***
Хорошая пятикомнатная квартира – но обстановка предельно проста, никакой особой роскоши.

Кроме жены, других членов семьи я не видел. Приняли меня очень хорошо.

Насколько помню, мне понравилась сама его манера говорить: как равный с равным, без всякой назидательности. 

Говорил же он прекрасно, очень свободно, ясно выражая мысль – но не громко и не торопясь, с доброжелательной, даже поощрительной улыбкой. Вообщем, очень располагал к общению, очень притягивал к себе.

Все же при первых наших встречах за чаем меня не оставляла некоторая скованность.

Это и понятно: я всего лишь молодой человек из горного селения, а он член Правительства огромной державы, деятель революции, я и тогда чувствовал, что передо мной историческая личность.


Ему показалось, что я затруднился с его именем – отчетством и он тут же предложил называть его, как принято в Дагестане, просто по имени ( меня он называл то по имени, то по фамилии). Так постепенно я «ожил».

Виделись мы не реже раза в месяц, но и не чаще трех раз, беседы продолжались не более часа.
Насколько я могу понять, Коркмасов очень скучал по Дагестану и стремился сохранить какие – то нити, связывающие его не с руководством республики, а с человеческой средой.
Тема наших бесед – чаще всего языковая и национальная ситуация в Дагестане, хозяйственное и культурное развитие, разные моменты его истории.

Это его действительно увлекало, глаза его начинали блестеть.

Слушать его было интересно, но поражал не тот или иной факт, а сама манера мыслить, всегда широкий подход, неожиданные масштабные сопоставления, огромнейшая эрудиция.

Сейчас я понимаю, что здесь сказывались не только природная одаренность, но и глубокое влияние трех Великих культур, которые он органично усвоил – культуры Востока, культуры России, культуры Европы.

А между тем, он почти никогда не касался своей жизни в Стамбуле, в Париже, своих революционных заслуг или работы в Правительстве. Кое – что из его слов запомнилось мне надолго. Его мысль, что многоязычие, многоэтичность Дагестана – это наше большое богатство, наша историческая удача, сначала показалась мне необычной.

Ведь тогда об этом чаще говорили как об осложнении.

Теперь не только я – все мы видим, насколько он был прав. Но еще более уникальным он считал историческую способность дагестанских народов – с их разностью языков, с их раздробленностью на маленькие суверенные общины и земли, с их различиями в хозяйственно – культурных связях – в решительные моменты их истории всегда вступать воедино, и во все времена понимать друг друга, несмотря на многоязычие. Ничего подобного не встречалось ему в других странах Европы и Востока, где приходилось ему побывать.

« Если бы не это, - говорил он мне, - и если бы не учет нами традиций всех и особенностей каждого из наших народов, разве могли бы после революции создать в Дагестане единое государственное образование?»

Тогда я почувствовал, что невозможно руководить никакой страной, хорошенько не зная ее, а Коркмасов хорошо и глубоко знал Дагестан. 

Другая его особенность: я не заметил у него даже бессознательного, даже в мелочах, предпочтения какому – то одному из наших народов перед другими.

Может быть, причина тому искреннее увлечение непреходящим величьем социалистических идей, может быть, свойственная его мышлению масштабность, может быть, глубокая сопричастность к трем великим цивилизациям – и при этом ни малейших признаков западного космополитизма, национального нигилизма.Ничего подобного!

Ведь именно Коркмасов, раньше всех других, предложил разрядить вековой земельный голод в горах через размещение нуждающихся на равнине – это никогда не изгладится из нашей памяти. Да и сам он был не из тех, кто, добившись благополучия, забывает о нуждах остальных – сколько раз в наших беседах обращался он к трудностям жизни в горах – нехватке жизненных средств, дорог.

И говорил он это в 1936 – 1937 гг, когда в «моде» были совсем другие речи.
Он до конца не потерял способности видеть реальность и сопереживать самым простым своим землякам.
Все же любимой темой его размышления была наша культура.

Тогда появилось много сторонников какой – то особенно «новой» культуры, совершенно очищенной от любых традиций «проклятого прошлого», с которыми они всегда были готовы бороться, потому что другого делать не умели, а ломать – гораздо легче, чем создавать.

Коркмасов, человек высочайшей, многосторонней культуры, был их полной противоположностью: для него главным было не выбрасывание, а накопление ценностей – часто в самом прямом смысле.

Он, очень способствовал созданию Дагмузея и пополнению его фондов из разных хранилищ нашей страны, организации научных экспедиций, открытию вузов и исследовательских центров.

Он старался предотвратить разрыв нашей культуры с ее восточными корнями – при нем сохранилось обучение в медресе, не было ни массового закрытия мечетей, ни сожжения книг – все это началось уже после 1932 года.

О теме моей аспирантской работы мы почти не говорили, хотя он знал о ней от Тахо – Годи. Насколько я понимаю, он считал более важным правильно сориентировать мой подход к разнообразному историческому материалу ( в широком смысле).

Но в 1937 году я выступил в институте с докладом « Социальная сущность движения Шамиля» - слушателей собралось довольно много, вспыхнула острая дискуссия: одни поддуржали оценку движения как антиколониального и освободительного – других шокировала религиозность мюридов, именование имама «Шамиль – беем» в статьях Маркса и Энгельса…

Все это дошло до Коркмасова – за очередной «чашкой чая» он расспросил меня, затем решительно поддержал. Почему запомнились его слова «без образа Шамиля, Хаджи – Мурата, наибов история Дагестана будет выглядеть бледно и бедно..»

Тогда же он высказал мысль на первый взгляд парадоксальную: по складу личности горец всегда был вольным, свобода – главное среди свойств его личности – но личность эта была управляемой! Мне оставалось только согласиться: соединение свободы и дисциплины и мне казалось поразительным, но реальным фактом, позже я попытался найти его корни в горской общине.

Сейчас, во времена «свободы без дисциплины» невольно память вновь возвращает меня к тем словам Коркмасова: наши предки сумели найти равновесие этих двух «стихий» - сможем ли мы сегодня с этим справиться?

По – всему, эта наша встреча оказалась последней: начались каникулы, и я уехал в Дагестан.
А в августе – сентябре 1937 года прокатились неожиданные аресты…
Больше уже я никогда не видел Джелал – Эд – Дина КОРКМАСОВА – и уже никогда не забывал Его.


Профессор Расул МАГОМЕДОВ

(Доклад прочитанный 18 ноября 1997 г. на научной сессии ИИЭА Даг. научного центра, посвященный 120-летию Д.А. Коркмасова, опубликован; -« Дагестан-Исторические этюды», Махачкала, 2001 г.; научном Сборнике
ДНЦ РАН « На службе вечности», посвященный 130-летнему юбилею Д.А. Коркмасова, М. 2009 г., изд. Древлехранилище)

----------------------------------------------------------------------------------------------------------------

* Воспоминания профессор Магомедова, как и всякие мемуары, отличаясь правдивостью, имеют исторические неточности, недочеты. В данном случае они касаются обстоятельств «отзыва в Москву».
На самом деле перемещение упомянутых им лиц из Дагестана в Москву происходило по разным мотивам и разновременно.

- Н. Самурский, дело его было рассмотрено на ЦКК и Оргбюро ЦК ВКП(б), а решением июльского 1928 г. Пленума Даг. Обкома, «за систематическую склоку» был снят с работы в Дагестане и, с 1929 г. работал в тресте овцепрома при ЭКОСО СНК РСФСР,
- А.А.Тахо – Годи с поста Наркопроса ДССР был переведен в Москву в 1930 г., где он возглавил Центральный Научно – исследовательский педагогический «Институт национальностей.»
- Дж. Коркмасов переехал в Москву в связи с решением Орг. бюро ЦК ВКП(б) от 5 декабря 1931 г., а затем и Президиума ЦИК СССР единогласно избравшего его - заместителем Секретаря Совета Национальностей ЦИК Союза ССР ( вторая высшая палата власти в СССР) и ряд других должностей в правительстве СССР, в том числе и пред. Всесоюзного Центрального Комитета НА при Президиуме ЦИК СССР.
- С.И.Габиев же решением ЦКК и Орг. бюро ЦК ВКП(б) был перемещен с работы в Дагестане в Грузию еще в начале1927 г.,

** Вывод автора о «чрезмерной самостоятельности» верен, если исходить не из их борьбы за субъектность Дагестана, которую они вели все предыдущие годы, отстаивая его конституционные права Республики, а смысла толкования употребляемого в годы авторитарности.

.***
«Городок» этот, на самом деле, является жилым комплексом Дома правительства, построенный по проекту архитектора Б. М. Иофана и его первые жильцы стали вселяться с конца 1931 г.
Однако расположен он не у Крымского моста, а в пространстве между двумя мостами; Большим Каменным и Малым, на противоположном от Кремля берегу Москва - реки, Берсеньевской Набережной, где с 1931 по 1937 г. ( п.20, кв.401) проживал со своей семьей Д.А. Коркмасов – А.К.