[опубликовано 5 Мая 2012]

Дюма Александр

… В девять часов утра мы были у коменданта. Там уже находился обещанный нам русский офицер: это был человек лет сорока–сорока пяти, прекрасно говоривший по-французски. Взятый в плен около Кубы, он был уведен в горы и доставлен к Шамилю. Сначала за него потребовали выкуп в двенадцать тысяч рублей, но, в конце концов, снизили цену до семи тысяч. Семейство и друзья офицера собрали три с половиной тысячи рублей, а граф Воронцов, в ту пору наместник Кавказа, добавил остальное. На протяжении пяти месяцев, пока длился его плен, офицер видел Шамиля примерно два раза в неделю. Вот что он рассказал нам об имаме.

Шамилю теперь, должно быть, от пятидесяти шести до пятидесяти восьми лет. Поскольку у мусульман не при¬нято вести записи актов гражданского состояния, и они считают свои годы лишь приблизительно, полагаясь на воспоминания о важных событиях своей жизни, Шамиль, как и все другие, сам не знает своего возраста. На вид ему нельзя дать больше сорока.

Это человек высокого роста, с кротким, спокойным, внушительным лицом, главная особенность которого – застывшая на нем грусть. Тем не менее, понятно, что если мускулы этого лица напрягутся, то оно способно приобрести выражение самой мощной энергии. Бледный цвет лица подчеркивает резко обозначенные брови и темно-серые, почти черные глаза, которые он по обычаю восточных людей или отдыхающего льва держит полузакрытыми; у него рыжая борода, заботливо приглаженная и позволяющая увидеть ярко-красные губы, а между ними – ровный строй зубов, мелких, белых и острых, как у шакала; его руки, о которых он явно очень заботится, – небольшие и белые; походка у него медленная и степенная. С первого взгляда в нем угадывается человек выдающийся, в нем чувствуется вождь, рожденный повелевать.

Его обычный наряд составляет черкеска из зеленого или белого лезгинского сукна. На голове он носит папаху из белой как снег овчины. Папаха обвита тюрбаном из белого муслина, конец которого свисает сзади. Верх папахи покрыт красным сукном с черной кисточкой. На ногах он носит чулки-ноговицы, плотно облегающие икры; мы вынуждены воспользоваться этим русским словом, поскольку слово «гетры» далеко не полностью передало бы нашу мысль; остальная часть его обуви сделана из красного или желтого сафьяна. В очень холодную погоду он надевает поверх этого наряда суконную шубу ярко-малинового цвета, подбитую черной овчиной.
По пятницам, то есть в дни, когда все торжественно идут в мечеть, он облачается в длинное белое или зеленое платье; остальная часть его наряда остается прежней.

Он с необычайным изяществом сидит верхом на коне и с беспечностью, способной вызвать головокружение у самых решительных людей, преодолевает труднейшие пути. Отправляясь в поход, он вооружается кинжалом, шашкой, двумя заряженными и взведенными пистолетами, а также заряженным и взведенным ружьем.
Двое из мюридов имама следуют по обе стороны от него, и каждый из них имеет при себе два пистолета и ружье, заряженные и взведенные; если одного из этих мюридов убьют, его место занимает новый.
Шамиль отличается чрезвычайно высокой нравственностью и не терпит вокруг себя никаких слабостей. Рассказывают историю, подтверждающую сказанное.

Одна вдова-татарка, которая не имела детей и, следовательно, вольна была сама распоряжаться собой, жила с лезгином, обещавшим на ней жениться. Она забеременела; Шамиль узнал об этом, удостоверился, что такое на самом деле произошло, и велел отрубить голову обоим. Я видел у князя Барятинского, наместника Кавказа, топор, использовавшийся для этой казни: его захватили во время последнего похода.

Воздержанность Шамиля в еде доходит до невероятности. Всю его пищу составляют пшеничный хлеб, молоко, фрукты, рис, мед и чай. Мясо он ест крайне редко.

У Шамиля три жены. У него была и четвертая жена – мать его старшего сына Джемал-Эддина, но, когда во время осады Ахульго в 1839 году ребенок был захвачен русскими, мать умерла от печали. Звали ее Фатимат.
Помимо Джемал-Эддина, у имама остались от нее другие дети: второй сын Гази-Мохаммед, которому теперь может быть от двадцати трех до двадцати четырех лет; пятнадцатилетний Мохаммед-Шефи, четырнадцатилетняя Нафисат и, наконец, младшая дочь, двенадцатилетняя Фатимат, названная по имени матери. Все они стали старше на пять лет, прошедших с того времени, как наш офицер был в Ведене.

Другие его жены — с последней из них он недавно развелся из-за ее бесплодия — это Заидат, Шуанат и Аминат.
Заидат – дочь одного старого татарина, который, как говорят, воспитал Шамиля и к которому, во всяком случае, он питает большую привязанность. Этого старого татарина зовут Джемал-Эддин. Шамиль дал его имя своему любимому сыну. Заидат двадцать девять лет. После смерти Фатимат она стала первой женой Шамиля, что дало ей превосходство над остальными его женами. Все дети имама и его слуги повинуются ей, как самому имаму. Она хранит ключи и распределяет съестные припасы и одежду.

У Шамиля от нее есть двенадцатилетняя дочь с безукоризненно красивым лицом и с чрезвычайно развитым умом, однако ноги ее повернуты носками внутрь и по виду совершенно безобразны; зовут ее Наджават. Имам чрезвычайно любит всех своих детей, но, вероятно из-за ее физического недостатка, он питает к Наджават более сострадательную нежность, чем ко всем другим. Хотя она бегает, как мальчик, и с необыкновенной ловкостью скачет на своих кривых ногах, Шамиль обычно носит ее на руках. Рано или поздно Наджават подожжет аул, поскольку ее самое большое удовольствие состоит в том, чтобы вытащить из очага или печки пылающую головешку и, держа ее в руке, бегать по балкону. Когда же Заидат бранит ее, Шамиль удерживает мать, говоря: «Оставь ее в покое; Бог всегда с теми, кого он карает, и если те, кого он карает, безгрешны, с ними не случается несчастий».

Шуанат, второй жене Шамиля, тридцать шесть лет; она среднего роста, очень красива, но фигуру имеет заурядную; у нее белая кожа, очаровательный рот и изумительные волосы, однако слишком крупные кисти рук и широкие ступни. Она дочь богатого армянина из Моздока. Двадцать лет тому назад Шамиль захватил Моздок, похитил Шуанат со всем ее семейством и привез ее с отцом, матерью, братьями и сестрами в Дарго, свою тогдашнюю резиденцию. Потом Дарго был взят и разрушен генералом графом Воронцовым, и Шамиль удалился в Ведень. Армянский купец предлагал за себя и свою семью выкуп в сто тысяч рублей. Шамиль влюбился в Шуанат, звавшуюся тогда Анной. Он отказался от пятисот тысяч, но предложил вернуть свободу всему семейству, выставив условием, что он возьмет в жены Анну. Девушка, со своей стороны, вовсе не питала отвращения к имаму и согласилась на эту сделку. Ей было тогда шестнадцать лет. Семейство было отпущено на свободу. В течение двух лет Анна изучала Коран, отреклась от армянской веры и стала женой Шамиля, давшего ей имя Шуанат. Позднее, потеряв отца и мать, она вытребовала свою долю родительского наследства и отдала ее Шамилю. Шуанат служит ангелом-хранителем пленникам Шамиля и особенно его пленницам. Оказавшись в неволе, княгиня Чавчавадзе и княгиня Орбелиани, эти две знаменитые пленницы, обрели в ней покровительницу, которой они были обязаны всем облегчениям, вне¬сти какие в их положение имела возможность Шуанат.

Третьей женой Шамиля является, а точнее, являлась, Аминат; ей двадцать пять лет, и она все еще остается бездетной; это поставили в вину бедной женщине, более красивой и, главное, более молодой, чем две другие жены имама; она вызывала у них ревность, особенно у Заидат, без конца упрекавшей Аминат в бесплодии и со злым умыслом приписывавшей его недостатку у нее любви к имаму. У Аминат правильной овальной формы лицо, крупный рот, украшенный, однако, настоящими жемчужинами, и ямочки на щеках и подбородке, причем одна из этих ямочек, которые поэт восемнадцатого столетия не преминул бы сравнить с гнездышками любви, придает ее вздернутому носику еще более лукавое выражение. По происхождению она татарка; ее похитили в пятилетнем возрасте, и ее мать, не имея возможности выкупить девочку, попросила позволения разделить с ней неволю и получила на это милостивое согласие.

Гарем имама включает в себя, помимо трех жен, ста¬руху по имени Баху: это бабушка Джемал-Эддина, которого Шамиль потерял теперь во второй раз, и мать Фатимат. Она имеет свои отдельные покои, свою отдельную провизию – мясо, рис, муку – и ест одна, тогда как другие женщины едят вместе.

Три жены Шамиля не только не имеют никаких преимуществ друг перед другом, но к тому же еще ни в чем по своему положению не отличаются от жен наибов. Однако лишь они имеют право войти к Шамилю, когда он молится или держит совет со своими мюридами. Мюриды приезжают со всех концов Кавказа, чтобы посовещаться с имамом, и гостят у него сколько им заблагорассудится, однако он не ест вместе с ними.
Само собой разумеется, что гость, кем бы он ни был, не проявит нескромность и не переступит порога женской половины.

Любовь трех жен Шамиля к своему господину – а это слово повсюду на Востоке куда более подходящее, чем «муж», – необычайна, хотя она и по-разному проявляется в соответствии с их различными характерами. Заидат, ревнивая, как европейка, так и не смогла обрести привычку разделять с кем-либо еще любовь имама; она ненавидит двух своих подруг и сделала бы их несчастными, если бы любовь к ним имама, а вернее, его любовь к справедливости, не оберегала их.

Что же касается Шуанат, то ее любовь в самом деле проистекает из страсти и доходит до беспредельной самоотверженности: когда Шамиль идет мимо нее, ее глаза воспламеняются; когда он говорит, она жадно внимает его словам; когда она произносит его имя, ее лицо сияет.

Большая разница в возрасте, существующая между Шамилем и Аминат, тридцать пять лет, заставляла Аминат любить Шамиля скорее как отца, чем как мужа; главным образом на нее, из-за ее молодости и красоты, и была обращена ревность Заидат. Поскольку у Аминат не было детей, Заидат беспрестанно угрожала ей, говоря, что она добьется ее развода. Аминат смеялась над этой угрозой, которая, тем не менее, все же осуществилась: из опасения, что его любовь к бесплодной женщине могут счесть за распутство, суровый имам, хотя его сердце и страдало от этого, несколько месяцев тому назад удалил ее от себя.

Шамиль неукоснительно следует заповеди Магомета, предписывавшего всякому доброму мусульманину посещать свою жену, по крайней мере, раз в неделю. Утром того дня, когда должен состояться этот визит, имам велит передать той из своих жен, какую ему хочется посетить, что он придет к ней вечером.
Людовик XIV, менее нескромный, довольствовался тем, что втыкал булавку в шитую золотом бархатную подушечку, которую клали с этой целью на ночной столик.

После ночи, когда он посетил одну из своих жен, Шамиль целый день и целую ночь проводит в молитвах.
Аминат, взятая в плен, как мы уже сказали, в пятилетнем возрасте, воспитывалась вместе с детьми Шамиля; разлученная в возрасте восьми лет с Джемал-Эддином, она перенесла свою привязанность к нему на Гази-Мохаммеда, который к тому же был близок ей по годам.

Два года назад Гази-Мохаммед женился на прелестной девушке Каримат и обожает ее; она дочь Даниял-бека, племянника которого мы встретим в Нухе. Благородное происхождение заметно в манерах, в походке и даже в голосе Каримат; она лезгинка и всегда носит богатый и изящный наряд, богатство и изящество которого вызывает большие упреки со стороны Шамиля: наполовину смеясь, наполовину бранясь, имам каждый раз, как только она приходит к нему с визитом, бросает в огонь какие-нибудь из самых красивых ее украшений.
Когда Гази-Мохаммед приезжает в Ведень, он поселяется и спит в комнате отца, а Каримат, со своей стороны, поселяется то у Заидат, то у Шуанат; все это время Шамиль не наносит никаких визитов своим женам, а Гази-Мохаммед – своей: эту жертву отеческой стыдливости и сыновьего почтения каждый из них приносит друг другу.

Гази-Мохаммед слывет самым красивым и искусным наездником на всем Кавказе. Возможно, он не уступает как наездник самому Шамилю, чья слава в этом отношении неоспорима. И в самом деле, как я уже упоминал, все уверяют, что нет никого красивее, чем Шамиль, когда он отправляется в один из своих походов.

Аул окружен тремя стенами, и каждая из них образует оборонительную линию, имеющую только одни ворота, под которыми всадник не может проехать, если он держит голову высоко поднятой. Шамиль пересекает эти три стены галопом, наклоняясь к шее своего коня каждый раз, когда ему нужно преодолеть очередные ворота; но, как только ворота преодолены, он тотчас выпрямляется, чтобы наклониться снова перед очередным препятствием и снова выпрямиться, когда это препятствие остается позади. Таким образом, он в одно мгновение оказывается за пределами Веденя.

Когда Гази-Мохаммед наносит один из своих визитов отцу в Ведень, там, чтобы оказать ему честь, созывают всех местных наездников. Обычно сбор происходит на ближайшей к аулу поляне, и все изысканные, трудные и невероятные упражнения, какие только способна изобрести восточная фантазия, исполняются там черкесскими, чеченскими и лезгинскими всадниками с таким умением и ловкостью, что это привело бы в изумление самых искусных наездников наших цирков и возбудило бы у них зависть. Эти праздники продолжаются два или три дня; красивое ружье, славный конь или богатое седло служат обычно наградой тому, кто исполняет самые трудные упражнения. Все эти награды доставались бы Гази-Мохаммеду, если бы он с присущим ему великодушием не уступал их своим товарищам, сознавая при этом свое превосходство над ними.
Несмотря на крайний недостаток денег и нехватку боевых припасов, порох и пули на такого рода праздниках никогда не жалеют.

Правда, какое-то время тому назад Шамиль устроил в горах пороховую фабрику.
Когда какая-нибудь из девушек, относящихся к свите жен имама, выходит замуж, это празднуют не только в гареме, но и во всем ауле. Все домочадцы женского пола получают в связи с этим событием коралловые или янтарные бусы, четки и браслеты, а также полный набор одежды. Что же касается свадебных обрядов, то вот что рассказал нам бывший пленник, присутствовавший на нескольких таких праздниках. На невесту надевают новые шальвары, рубашку, покрывало и красные сафьяновые сапожки, а поверх них — сандалии на высоких каблуках. Потом устраивается трапеза. Однако, вместо того чтобы принимать в ней участие, невеста сидит, спрятавшись за толстым ковром. Ей полагается воздерживаться от пищи, и у нее, как и у ее жениха, это воздержание длится три дня. Угощение подается на ковер, лежащий на полу. Оно состоит из шашлыка – единственного мясного блюда, которое там фигурирует, – плова с изюмом, меда, пресных лепешек и воды: как подслащенной медом, так и чистой. Хлеб – пшеничный, нередко замешиваемый на молоке.

Мы уже говорили в другом месте, что такое шашлык и как приготовляется это блюдо, лучшее из всех, какие мне встретились за все время моего путешествия, и лишь одно достойное того, чтобы быть присоединенным к числу блюд, уже известных во Франции. Шашлык будет ценным нововведением в особенности для охотников.
Вернемся, однако, к татарской свадьбе.

Все гости едят руками, ногти на которых выкрашены хной (привычка к ней встречается как в северных, так и в южных странах Востока). Лишь некоторые женщины, проявляя невероятную ловкость, едят рис маленькими палочками, похожими на те, какими пользуются китайцы. Трапеза начинается в шесть часов вечера. В десять часов женщины встают. Подруги невесты выходят вперед, чтобы принять подарки жениха.
Они состоят из кувшина, с которым ходят за водой; медной чашки для черпания воды; ковра из овечьей шерсти, служащего одновременно тюфяком; чана для стирки и небольшого сундучка, изготовленного горскими мастерами: он покрашен в красный цвет и грубо разрисован цветами; если же сундучок привезен из Макарьева, то он сделан из листового железа, покрытого желтым и белым лаком, и обтянут жестяными обручами, которые, пока они новые или пока за ними хорошо ухаживают, могут сойти за серебряные. К этим предметам обычно добавляют еще покрывало, зеркало, две или три фаянсовые чашки, головной платок и шелк для шитья и вышивания. Невеста садится на коня; женщины, держа в руках фонари, освещают шествие и провожают новобрачную в ее новую семью, в ее будущее жилище; на пороге ее ожидает и принимает жених. Однако невеста печется о том, чтобы не покидать родительский дом, пока она не получит свое приданое, составляющее ее полную собственность.

Это приданое для девушки составляет двадцать пять рублей, для вдовы после первого брака – двенадцать, а для вдовы после второго брака – шесть рублей. Разумеется, эти цифры никоим образом не являются безусловными и цена зависит от богатства невесты и ее красоты; о приданом торгуются, особенно когда речь идет о вдове.
Шамиль обожает детей, и в течение всего времени, пока длился плен княгини Чавчавадзе и княгини Орбелиани, он каждое утро приказывал приносить ему маленьких князей и маленьких княжон. По целому часу он играл с ними и никогда не отпускал их от себя, не сделав им каких-нибудь подарков. Дети, в свою очередь, привыкли к Шамилю и плакали, прощаясь с ним.

Что же касается Джемал-Эддина, то наш офицер не мог сообщить о нем никаких сведений. Джемал-Эддин был в то время пленником русских, и потому офицер не видел его.
Но мы, будьте уверены, увидим его, когда придет очередь рассказать о похищении и пленении грузинских княгинь.

Дюма А. Кавказ. Т. 76. Ч. 2. Сост. и общая редакция М. Яковенко. – М.: Арт-Бизнес-Центр, 2011.– С. 15-24.