[опубликовано 18 Июня 2014]

Саид-Хасан Мусхаджиев

Истоки изучения этой проблемы имели прагматический характер и были связаны с Кавказской войной XIX в., ставшей вооруженной борьбой горцев Северо-Восточного и Северо-Западного Кавказа против экспансионистской политики Российской империи. Термин «освободительное движение» для характеристики борьбы горцев начинает широко использоваться в отечественной историографии только в XX в., когда теоретико-методологическая база исторического знания получает существенное развитие.
Дореволюционные русские авторы, обращавшиеся к исследуемой теме, являлись в основном публицистами, военными чиновниками и офицерами русской армии [1]. Вместе с тем, они затрагивали идейно-политические вопросы и воздействие религиозного фактора, в частности ислама, на борьбу горцев. Для идеологической поддержки военно-колониальных мероприятий самодержавия утверждался тезис о приверженности «фанатическому» учению мюридизма – доктрине, служившей, по мнению Р.А. Фадеева, «выражением главной страсти и главной черты исламизма, ненависти к неверным» [2]. Такие аргументы оправдывали завоевательную политику России на Северном Кавказе исторической необходимостью, естественными государственными интересами и «цивилизаторской миссией».

Особенно ценной является концепция, изложенная в работе А. Руновского, написанная на основании бесед с Шамилем в 60-е гг. XIX в. [3]. В ней в интерпретации русского офицера дается видение лидером освободительного движения Дагестана и Чечни сущности идейных догм движения.
Параллельно с практиками из числа государственных чиновников и военных, которых интересовал только реальный ислам, именно во второй половине XIX в. появляются первые попытки академических ориенталистских исследований [4]. Работы авторов-востоковедов основывались на хорошем знании теоретических основ ислама, конфессиональной специфики, глубоком анализе суфизма, как мистико-аскетического течения в исламе, получившего широкое распространение на Кавказе в рассматриваемый период.

Профессиональные русские историки XIX в. сравнительно мало затрагивали Кавказскую войну и движение горцев. Для них она оставалась злободневным сюжетом реальной жизни. Официальные имперские идеологические установки, требования цензуры также препятствовали системному и объективному изучению этой проблемы.
Вместе с тем, проведенный историографический анализ дореволюционных исследований позволяет сделать вывод, что работы, затрагивающие рассматриваемую проблему, имеют серьезные достоинства. Усилиями публицистов, востоковедов, военных авторов был накоплен огромный фактический материал. Они заложили основы изучения многих аспектов сложной темы истории Кавказской войны, выявили солидную и прочную источниковедческую базу для последующей разработки проблемы.
Советские историки, в отличие от дореволюционных русских авторов, значительно расширили исследовательские масштабы движения горцев, из частного вопроса, интересного преимущественно официальным военным лицам на Кавказе и ученым-востоковедам, данная проблема становится значительным явлением не только историографии северокавказского региона, но и всей советской исторической науки. Особенностью советской историографии движения горцев стала строгая приверженность единой методологической основе – марксистской теоретической модели, которая оставалась неизменной почти семьдесят лет.

Источниковая база значительно возросла благодаря изучению арабоязычных документов, относящихся к рассматриваемой теме, углубился научный анализ источников, документов. Однако, несмотря на это, оценка освободительного движения на Северном Кавказе (конец XVIII – первая половина XIX в.) и роли в нем ислама в современной (советской и постсоветской) отечественной историографии неоднократно претерпевала серьезные изменения. В соответствии с этим необходимо выделить следующие периоды: первый период с 20-х гг. до середины 40-х гг.; второй – со второй половины 40-х гг. до середины 50-х гг.; третий – с середины 50-х гг. до середины 60-х гг.; четвертый - с середины 60-х гг. до второй половины 80-х гг.; пятый – с конца 80-х гг. XX в. до начала XXI в.

Для понимания подхода советских историков 20-х гг. прошлого века к оценке движения горцев необходимо учитывать, что наряду с научным методом они придерживались и идеологических принципов классового подхода и партийности. Предпринимались попытки спроецировать марксистскую формационную схему на хозяйственно-экономическую и социальную организацию горцев, проявившуюся в период освободительного движения конца XVIII – первой половины XIX в. [5].
Утверждалось, что «базисные» и «надстроечные» процессы в горской среде получили определенные импульсы благодаря активизации колонизаторской политики царской России, сопротивление которой вылилось в «антиколониально-антифеодальное» движение, имевшее ярко выраженное национально-освободительное и классовое содержание. Особо подчеркивался тезис, что борьба горцев носила справедливый и героический характер. Высокой исторической оценки удостаивались и руководители движения: шейх Мансур, Шамиль и Мухаммед-Амин. Что касается роли ислама, то «взрыв религиозного энтузиазма» назывался одним из факторов консолидации «разноязычных племен кавказского хребта» [6].

Серьезных успехов в 20 – 30-е гг. XX в. достигла советская школа востоковедов. Под руководством известных ученых началась работа по выявлению и изданию новых ранее неизвестных письменных источников о движении горцев [7]. Большое значение имел выход работы, автором которой являлся ближайший сподвижник Шамиля [8].
В этот период молодое поколение советских историков-марксистов основное внимание по исследуемой проблеме уделяло вопросам военного и идейно-политического характера, классовому аспекту, участию отдельных этнических образований в освободительном движении [9]. В целом первая советская концепция освободительного движения горцев, которая сложилась на основе марксистской методологической базы с утверждением новой государственной идеологии, оставалась неизменной с 1920-х до середины 1940-х гг.

В историографии второй половины 1940-х – середины 1950-х гг. заметно усиливается влияние идеолого-пропагандистских факторов. Началась переоценка истории взаимоотношений России с народами, ставшими частью этого государства, в том числе и с народами северокавказского региона. Вооруженная борьба против Российской империи, даже и освободительная, стала нежелательным сюжетом в исследовании истории складывания единого государства. Свою роль в пересмотре устоявшихся подходов сыграла и резкая критика взглядов академика М.Н. Покровского – первого крупного советского ученого, затронувшего проблему освободительного движения горцев. Методы партийного диктата и прямое вмешательство первых государственных лиц в отечественную историческую науку не имело ничего общего с научными подходами [10].
Своеобразным оформлением официальных установок по исследуемой проблеме стала статья первого секретаря ЦК компартии Азербайджана М.Д. Багирова, опубликованная в партийно-политическом журнале «Большевик» [11]. Без соответствующего научного анализа и учета богатого исторического материала автор назвал движение горцев реакционным, Шамиль был объявлен иностранным агентом, проводником «воинствующего», «фанатичного» учения мюридизма, лишенного широкой социальной базы и выражавшего интересы узкого круга феодально-клерикальной знати.

Новый подход внедрялся в директивной форме постановлениями, резолюциями и специальными мероприятиями. Так, в сентябре 1950 г. Президиум АН СССР принял специальное постановление «Об антимарксистской оценке движения мюридизма Шамиля в трудах научных сотрудников АН СССР». Работы, вышедшие в эти годы, не отличались содержательностью и аргументированностью, учитывая официальную изначальную заданность подходов [12]. В это время не появилось ни одного серьезного монографического исследования по движению горцев. Наиболее заметным достижением в историографии проблемы стал сборник документальных материалов, подбор которого проводился искусственно и тенденциозно [13].

Историки-профессионалы, исследовавшие различные аспекты Кавказской войны, подверглись колоссальному идеологическому и психологическому диктату. Открыто не имея возможности отказаться от официально заданной концепции, они, тем не менее, не стали ее активно развивать и наполнять. Попытки рационального и профессионального подхода отечественных исследователей дали свои результаты. Уже в 1955 г. появляется статья А.В. Фадеева «О внутренней социальной базе мюридистского движения на Кавказе», где подчеркивается социально-массовый характер борьбы горцев и предлагается обсудить некоторые актуальные аспекты проблемы [14].

В условиях «оттепели», когда прямое администрирование исторической науки ослабло, активно развернулось научное обсуждение темы освободительного движения на Северном Кавказе (конец XVIII – первая половина XIX в.). В октябре и декабре 1956 г. состоялись научные сессии сначала Дагфилиала АН СССР, потом и Института истории СССР АН СССР. Ученые региональных и центральных школ пришли к однозначным выводам: движение северокавказских горцев было массовым и антиколониальным и не могло быть инспирировано из-за рубежа [15]. Вместе с тем «реабилитация» исследуемой проблемы оказалась не до конца последовательной и логичной.
На существенное оживление исследовательской работы в отечественной историографии в течение десятилетия, с середины 1950-х до середины 1960-х гг., указывает появление значительного количества публикаций, статей, работ, в которых подвергалась аргументированной критике предшествующая конъюнктурная схема по исследуемой проблеме. Серьезное внимание уделялось вопросам политики Российского государства до Кавказской войны и в ходе завоевания северокавказского региона, социально-экономическому развитию горского общества, социальной основе и особенностям освободительного движения в разных районах Северного Кавказа [16]. Следствием плодотворной работы стал выход в свет сборника источников и материалов, в который было включено немало новоизвлеченных архивных документов [17].

Особенно интересным историографическим событием данного периода представляется монографическая работа профессора Н.А. Смирнова [18]. Именно в ней обстоятельно, на богатой источниковой базе исследуются вопросы, связанные с религиозной идеологией движения горцев, ее сущность и содержание. Однако она не лишена конъюнктурности и идеологизированности подхода.
После динамичного исследовательского «порыва» со второй половины 1960-х гг. происходит заметный спад научной работы по изучаемой проблеме. В центральных и местных периодических изданиях почти исчезли статьи по теме движения горцев, не стали выходить монографии. Одним словом, освободительное движение на Северном Кавказе перестало быть самостоятельным направлением советского кавказоведения. На его изучение было наложено негласное табу партийным руководством, как в центре, так и на местах. Реализация этой конъюнктурной, сугубо идеологической задачи приняла широкий и обязательный характер, что не способствовало объективному и профессиональному изучению многих сложных проблем отечественной истории.

Несмотря на явное доминирование «единственно верной» концепции [19], изучение отдельных аспектов освободительного движения горцев и Кавказской войны не прекращалось. Особенностями исследований середины 1960-х – второй половины 1980-х гг. по рассматриваемой проблеме стало изменение исследовательских акцентов таким образом, что приоритетное значение стало отводиться изучению прогрессивных последствий присоединения Северного Кавказа к Российской империи. Терминологическая дозированность стала характерной чертой многих работ этого периода (понятия «освободительное движение», «Кавказская война» использовались ограниченно и с определенными оговорками). В этом ряду стоит и деперсонификация освободительного движения, выражавшаяся в отсутствии историко-биографических портретов и характеристики руководителей борьбы горцев.

В рамках общей советской исторической школы в латентной форме продолжалась дискуссия между сторонниками двух подходов, каждый из которых основывался на соответствующей концептуальной и аналитической базе с расхождениями в трактовке источников. Согласно первому подходу, борьба горцев – это народно-освободительное и антифеодальное движение против царизма и его местных классовых союзников, в котором мюридизм являлся позитивной религиозной идеологией, а Шамиль героическим и прогрессивным лидером, объединившим дагестанские и чеченские общины в сильную государственно-теократическую систему – Имамат [20].
Другой подход основывался на тезисе, что борьба горцев есть проявление «военно-набеговой системы» и «экспансии горцев» как результат закономерных сдвигов, связанных с развитием дофеодальных отношений и генезисом феодализма. Религиозному фактору в этой конструкции отводилась негативная роль. По мнению ряда авторов, мюридизм представлял собой идеологию переходного периода, носителями которой являлись «консервативные слои» горского общества, «поддерживаемые извне» и выступавшие против активизации русско-северокавказских отношений [21].

Несмотря на существенные особенности, свойственные каждому из вышеуказанных подходов, общим для них оставалась претензия на утверждение своей версии в качестве единственно научной и приверженность единому методологическому инструментарию – марксистской теории, хотя налицо были явные различия в умении применять ее к рассматриваемой проблеме.
В конце 80-х гг. XX в. демократические процессы в стране оказали свое влияние и на историческую науку. Ситуация творческой, исследовательской свободы открыла широкие возможности для глубокого и объективного изучения узловых проблем Кавказской войны. Первые публикации носили полемический характер, основной аспект был смещен на критику предшествующих «негативных» и «ошибочных» концепций [22]. Традиционная ориентация исследователей на «позитивные» или «негативные» оценки и устоявшиеся клише серьезно сковывали научный поиск исторической истины.

Значительный вклад в улучшение координации исследовательской работы, в анализ и оценку уровня разработки проблемы внесли научные конференции в Махачкале (июнь 1989 г.), Кошехабле (апрель 1990 г.), Нальчике (октябрь 1990 г.), Грозном (май 1992 г.), Краснодаре (май 1994 г.). Характерной чертой историографии конца 80-х гг. XX в. до начала XXI в. стало ее региональное деление на национальные школы: адыгскую, дагестанскую и чеченскую, каждая из которых отдавала приоритет изучению освободительного движения в своем крае. Несомненно и то, что на такой подход оказали влияние процессы национального возрождения и политической суверенизации.
Исследования адыгской школы, представленные учеными Адыгеи, Кабардино-Балкарии, Карачаево-Черкесии и Краснодарского края концентрировались на широком круге важных проблем: освободительная борьба адыгов в XIX в. и деятельность среди них посланников-наибов Шамиля, формирование и характер политики Российской империи на Северо-Западном Кавказе, место Черкесии в международных отношениях в рассматриваемый период, последствия Кавказской войны и вынужденное переселение адыгов в Османскую империю. Эти проблемы основательно исследуются в работах А.Х. Касумова, В.Х. Кажарова, А.Д. Панеша, А.Ю. Чирга, С.Г. Кудаевой и др. [23].
В исследовательских акцентах дагестанской школы приоритетное значение отводится изучению военно-политической и идейно-религиозной деятельности Шамиля, генезису и сущности идеологии движения горцев, также выявлению и изданию арабоязычных документов и материалов по рассматриваемому периоду [24].

В работах по освободительному движению конца XVIII – первой половины XIX в. внимание чеченских авторов главным образом обращено на исследование проблемы личности, в первую очередь лидеров в лице имамов и шейхов, также героев «второго звена» наибов и ближайших сподвижников руководителей борьбы горцев. Важное место уделяется также изучению идейно-религиозной основы горского движения суфизма – мюридизма, его философско-этического и социально-политического содержания [25].
Национально-территориальная акцентуация исследовательского интереса северокавказских историков нисколько не умаляет значимости их работ, а только расширяет круг изучаемых проблем, включая такие аспекты освободительного движения горцев, которые ранее оставались на периферии историографического внимания в силу наличия диктата официальной конъюнктурной концепции.

Серьезную лепту в разработку отдельных аспектов Кавказской войны внес петербургский ученый Я.А. Гордин [26]. Группа исследователей под его руководством опубликовала целую серию сборников, где содержатся интересные материалы и большое количество разнообразных документов (XVIII – XIX вв.) как официальных, так и неофициальных, свидетельствующих о разных подходах к проблеме вхождения Северного Кавказа в пространство Российской империи [27].
Современная отечественная историография отличается значительными наработками в сфере научного изучения и объективного освещения истории освободительного движения на Северном Кавказе. Отказ от ее догматического толкования в духе официальной концепции оказал конструктивное воздействие на появление разнообразных подходов к теме и изданию фундаментальных исследований, которые ранее считались несоответствующими «идеологическому заказу» [28].
Особый интерес представляют работы М.М. Блиева и В.В. Дегоева, основанные на обширном материале прикладного и теоретического характера, которые отличаются важным преимуществом – теоретико-методологическим плюрализмом. В исследованиях последовательно развивается мысль о формационных истоках Кавказской войны и нетрадиционный для кавказоведения подход к проблеме персонального фактора (на примере Шамиля) в системе властных технологий [29].
Дальнейшее развитие историографии проблемы, углубление ее концепции, привлечение новых документов и материалов, хранящихся в зарубежных архивохранилищах, способны обеспечить наиболее полное освещение этой многоаспектной темы.

Проведенный обстоятельный историографический анализ свидетельствует о том, что различные аспекты исследуемой темы имеют длительную, сложную и обширную историографию. Особенности историографической ситуации, связанные с длительным господством официальной конъюнктурной схемы и доминированием концепций, основанных на теоретическом монизме, актуализируют задачу создания комплексного исследования по истории Кавказской войны, изучения идейно-религиозного, политического и интеграционного факторов, ставших важнейшими компонентами движения горцев.
Несмотря на всю сложность и многомерность темы Кавказской войны, ее длительная историографическая традиция, характеризующаяся порой диаметрально противоположными подходами и выводами, все же выявила общую черту, которая заключается в доминировании идеологических императивов и эмоциональных оценок над трезвым научным анализом и профессиональной глубиной.

Кавказская война – это не математическая задача, для правильного решения которой необходимо подобрать нужную «методологическую схему». Стремление создать «единственно верную» концепцию Кавказской войны будет означать новый виток идеологизации и кризиса научного исследования проблемы. Нельзя не согласиться с выводом профессора В.В. Дегоева о том, что «молодому поколению российских ученых, не обремененному старыми «правилами игры» в историю, предоставлен шанс для творческого прорыва в сферу принципиально иного восприятия Кавказской войны и качественно иной системы профессионального мышления» [30].

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

1) Дубровин Н.Ф. История войны и владычества русских на Кавказе. СПб., 1871. Т.1; Фадеев Р.А. Шестьдесят лет Кавказской войны. М., 1860; Романовский Д.И. Кавказ и кавказская война. СПб., 1860.
2) Фадеев Р.А. Шестьдесят лет Кавказской войны. М., 1860, с.32.
3) Руновский А. Мюридизм и газават по объяснению Шамиля. Тифлис, 1863.
4) Казембек М.А. Мюридизм и Шамиль. Махачкала, 1990; Крымский А.Е. Очерк развития суфизма. М., 1896; Позднев Д. Дервиши в мусульманском мире. Оренбург, 1886.
5) Покровский М.Н. Дипломатия и войны царской России в XIX столетии. М., 1923; Раенко-Туранский Я. Адыге до и после Октября. Краснодар, 1927.
6) Покровский М.Н. Указ. соч., с.206.
7) Крачковский И.Ю. Неизданные письма Шамиля // Записки института востоковедения АН СССР. Л., 1933. №2, с.1-7; Генко А.И. Арабская карта Чечни эпохи Шамиля // Записки института востоковедения АН СССР. М.; Л., 1939. №2, с. 21-36.
8) Магомед-Тагир. Три имама // Сборник материалов описаний местностей и племен Кавказа. Махачкала, 1926. Вып.45.
9) Кокиев Г. Военно-колонизационная политика царизма на Северном Кавказе // Революция и горец. 1929. №5; Покровский Н.И. Краткий обзор имамата времен Кавказской войны // Революция и горец. 1933. №6-7; Его же. Мюридизм у власти («теократическая держава Шамиля») // Историк-марксист. М., 1934. №2; Бушуев С.К. Государственная система имамата Шамиля. // Историк-марксист. М., 1937. №5-6; Скитский Б.В. Классовый характер мюридизма в пору имамата Шамиля. Владикавказ, 1930; Его же. Социальный характер движения имам Мансура. Орджоникидзе, 1932; Фадеев А.В. Убыхи в освободительном движении на Западном Кавказе // Исторический сборник. М., Л., 1935. №4.
10) Дискуссия о движении Шамиля // Вопросы истории. 1947. №11, с.134-140.
11) Багиров М.Д. К вопросу о характере движения мюридизма и Шамиля // Большевик. 1950. №13.
12) Смирнов Н.А. Характерные черты идеологии мюридизма. М., 1956; Его же. Шейх Мансур и его турецкие вдохновители // Вопросы истории. 1950. №10; Фадеев А.В. Мюридизм как орудие агрессивной политики Турции и Англии на Северном Кавказе в XIX столетии // Вопросы истории. 1951. №9; Бушуев С.К. Из истории внешнеполитических отношений в период присоединения Кавказа к России (20-70-е годы XIX века). М., 1955.
13) Шамиль – ставленник султанской Турции и английских колонизаторов / под ред. Ш.В. Цагарейшвили. Тбилиси, 1953.
14) Фадеев А.В. О внутренней социальной базе мюридистского движения на Кавказе // Вопросы истории. 1956. №6, с.67-77.
15) К дискуссии о характере движения горцев Дагестана под руководством Шамиля // Вопросы истории. 1957. №1, с. 195-196.
16) Пикман А.М. О борьбе кавказских горцев с царскими колонизаторами // Вопросы истории. 1956. №3, с.75-84; Покровский М.В. О характере движения горцев Западного Кавказа в 40-60-х годах XIX века // Вопросы истории. 1957. №2, с.62-74; Смирнов Н.А. Политика России на Кавказе в XVI – XIX вв. М., 1958.
17) Движение горцев Северо-Восточного Кавказа в 20-50-е гг. XIX в. Махачкала, 1959.
18) Смирнов Н.А. Мюридизм на Кавказе. М., 1963.
19) Боков Ф.П. По поводу концепции добровольного вхождения Чечено-Ингушетии в состав России. Теоретико-методологический аспект. Грозный, 1990.
20) Ибрагимбейли Х.-М. Кавказ в Крымской войне 1853-1856 гг. и международные отношения. М., 1971; Магомедов Р.М. Россия и Дагестан. Махачкала, 1987; Яндаров А.Д. Суфизм и идеология национально-освободительного движения. Алма-Ата, 1975; Ортабаев Б.Х., Тотоев Ф.В. Еще раз о Кавказской войне: о ее социальных истоках и сущности // История СССР. 1988. №4.
21) Блиев М.М. Кавказская война: социальные истоки, сущность // История СССР. 1983. №2; Виноградов В.Б. Россия и Северный Кавказ (обзор литературы за 1976-1985 гг.: итоги и перспективы изучения) // История СССР. 1987. №3; Атеистическое и интернациональное воспитание в преподавании исторических дисциплин. Сборник научно-методических материалов. Грозный,1988.
22) Ортабаев Б.Х., Тотоев Ф.В. Указ. соч.; Магомедов Р.М. Движение горцев под руководством Шамиля в советской историографии // Известия Северо-Кавказского научного центра высшей школы. Общественные науки. 1989. №3; Ибрагимбейли Х.-М. Народно-освободительная борьба горцев Северного Кавказа под руководством Шамиля против царизма и местных феодалов // Вопросы истории. 1990. №6.
23) Черкесия в XIX веке.Сборник статей. Майкоп, 1991; Россия и Черкесия (вторая половина XVIII в. – XIX в.) Сборник статей. Майкоп, 1995; Кудаева С.Г. Огнем и железом. Вынужденное переселение адыгов в Османскую империю (20-70 гг. XIX в.). Майкоп, 1998; Берзедж Н. Изгнание черкесов. Майкоп, 1996; Чирг А.Ю. Развитие общественно-политического строя адыгов Северо-Западного Кавказа (конец XVIII – 60-е гг. XIX в.). Майкоп, 2002; Чирг А.Ю.Мухаммед Амин на Северо-Западном Кавказе. Майкоп, 2013 Панеш А.Д. Мюридизм и борьба адыгов Северо-Западного Кавказа за независимость (1829-1864 гг.). Майкоп, 2006; Мусхаджиев С. Х. Исламский узел Кавказской войны. Майкоп, 2006.
24) Народно-освободительное движение горцев Дагестана и Чечни в 20-50-х гг. XIX в.: Материалы всесоюзной научной конференции, 20-22 июня 1989 г. Махачкала, 1994; Магомедов Р.М. Шамиль в отечественной истории. Махачкала, 1990; Рамазанов Х. Эпоха Шамиля. Махачкала,2003. Доного Х.-М. Ордена Шамиля. Махачкала, 1995; Омаров Х.А. Сто писем Шамиля. Махачкала, 1997.
25) Ахмадов Ш.Б. Имам Мансур. Грозный, 1991; Акаев В. Шейх Кунта-Хаджи: жизнь и учение. Грозный, 1994;; Хожаев Д.Чеченцы в Русско-Кавказской войне. Грозный, 1999; Гапуров Ш.А. Чечня и Ермолов (1816-1827 гг.). Грозный, 2006. Гапуров Ш. А.,Израйилов А. М., Товсултанов Р. А. Чечня на завершающем этапе Кавказской войны( Страницы хроники русско- горской трагедии Х1Х века). Нальчик, 2007.
26) Гордин Я.А. Кавказ: земля и кровь. Россия в Кавказской войне XIX века. СПб., 2000.
27) Воспоминания участников Кавказской войны XIX в. Кавказская война: истоки и начало 1770-1820. СПб., 2002; Ольшевский М. Кавказ с 1841 по 1866 год. СПб., 2003; Кавказ и Российская империя: проекты, идеи, иллюзии и реальность. Начало XIX – начало XX вв. СПб., 2005.
28) Покровский Н.И. Кавказские войны и имамат Шамиля / под ред. В.Г. Гаджиева, Н.Н. Покровского. М., 2000.
29) Блиев М.М., Дегоев В.В. Кавказская война. М., 1994; Дегоев В.В. Большая игра на Кавказе: история и современность. Статьи, очерки, эссе. М., 2003.
30) Дегоев В.В. Большая игра на Кавказе: история и современность. Статьи, очерки, эссе. М., 2003, с.295.