[опубликовано 2 Октября 2011]

Казанбиев Алибек

В последнее время заметно возрос интерес наших земляков к событиям 1730—1740 годов, когда история Дагестана была тесно связана с завоевательной политикой правителя Ирана Надир-шаха. Причем интерес этот выражается не только в русле исторической исследовательской работы — проведение конференций, публикация статей и монографий, но и в политической — проведение Дня единства народов Дагестана, воздвижение монумента одному из активных участников сражений с иранскими войсками и многое другое. При этом нельзя не отметить, что политический интерес к этой теме зачастую вредит объективному и беспристрастному исследованию истории этого периода. В связи с этим хотелось бы высказать некоторые свои соображения по данной теме, которые, надеюсь, заинтересуют читателя и будут с пониманием восприняты некоторыми авторами, чьи выводы здесь затронуты.

Первопричины противостояния

Прежде всего, нельзя не признать, что Надир-шах — один из величайших полководцев Востока и человек, который «сам себя сделал». Будучи сыном пастуха, атаманом разбойничьей шайки, спасая родину из патриотических побуждений, он помог слабому шаху изгнать афганцев и возглавил иранскую армию. В своих походах показал замечательные полководческие качества.

Нас же интересует все-таки другое — почему получилось так, что интересы Надир-шаха и дагестанцев столкнулись и нашим предкам пришлось с самого начала стать щитом на пути завоевателя. Ведь соседняя Грузия не знала опустошительных нашествий Надир-шаха, и армяне получили от его царствования больше плюсов, нежели минусов. В чем же была причина этого антагонизма?

Если обратиться к исходным позициям двух сторон, то надо вспомнить, что Надир-шах, неоднократно разгромив силы Османской империи, согласно заключенному между ними мирному договору получил территорию современного Азербайджана и в целом Восточного Кавказа. Наместником турок в Шемахе был Сурхай-хан (в Гяндже — Гандж-Али-паша, в Тифлисе — Исхак-паша). Надир-шах посылает к Сурхаю послов с требованием выполнить условия договора — передать земли в Закавказье Ирану, предлагая взамен, по некоторым данным, подарки и звание наместника. Сурхай казнит послов Надира и в жесткой форме отказывает ему в требовании. Надир-шах, взбешенный подобным обращением с его персоной, осенью 1734 года наступает на газикумухского хана и в битве близ Шемахи разбивает его войско. Сурхай вынужден отступить в свою горную столицу, куда за ним следует сам Надир-шах. Здесь в ходе двух боев войско Сурхая потерпело поражение, а сам он бежал в Аварию. Персы разорили край, но в условиях надвигающейся зимы и очевидных трудностей похода в Аварию персы вернулись в Закавказье и продолжили изгонять турецкие гарнизоны из закавказских городов. 

Зимой 1734/35 года Надир-шах вторгся уже в пределы земель закавказских аварцев, где, как и в Лакии, разорял селения и «сеял разрушение и смерть», но взять горные крепости, где укрывалось население, не смог и потому вернулся через год, уже в конце 1735 года. На этот раз Надир-шах взял и разрушил почти все селения Джарской республики. Затем Надир-шах, желая разгромить Сурхай-хана, направился со своим войском во второй свой поход на Гази-Кумух. Сурхай укрепился в ущелье Дусрах, где произошло сражение с Надиром. Иранский историк Мухаммед Казим, описывая события 1735 года, пишет, что 30-тысячное войско Надира напало на 10-тысячный отряд Сурхая. По итогам битвы Сурхай снова отступил в Аварию, а Надир-шах, разоряя и сжигая селения, снова возвратился в Закавказье, не сумев пленить Сурхай-хана и покорить Аварию.

Осенью 1738 года брат Надир-шаха Ибрагим-хан двинулся на Джар, однако в горном ущелье чуть выше Джара его 30-тысячное войско было разбито, а сам он был убит одним из джарских аварцев по имени Ибрагим. Тело Ибрагим-хана было сожжено, а от его армии осталась лишь четвертая часть. Узнав о смерти брата, разъяренный Надир-шах хотел быстрее отомстить джарцам и всем дагестанцам, но тяжелая ситуация на восточном фронте не позволила ему самому до 1741 года прибыть на Кавказ. В феврале этого года был организован поход на Джар, где был убит брат Надира. Во главе карательного войска стоял афганец Кани-хан, который после тяжелых боев, встретив отчаянное сопротивление, сумел взять горную столицу джарских аварцев — крепость Голода, а также разрушить все населенные пункты этого края. После разорения Джарской республики персы уже под командованием самого Надира двинулись в Дагестан. Здесь они, разделившись на отряды, окружили Аварию с трех сторон. Головной отряд под командованием Надир-шаха через Гази-Кумух пошел в Андалал, второй отряд под командованием Лютфали-хана вошел с Левашинского плато в Аймакинское ущелье, а третий — через Каранай планировал перейти в Хиндалал — современный Унцукульский район. Однако войска Надир-шаха были разбиты и в Аймакинском ущелье, и в Андалале. 

Если вокруг Аймакинского сражения спорных моментов мало, в целом известны и участвовавшие в них отряды, и потери войск, а также то, что командовал горцами в сражении Ахмад-хан Мехтулинский, то вокруг сражения в Андалале сломано много копий. Начать с того, что некоторые авторы отказываются признавать сам факт сражения в Андалале и переносят его на гору Турчи-даг (Чалда-меэр), где всего лишь была ставка Надир-шаха. Все доступные авторитетные источники говорят о том, что основное сражение развернулось близ Согратля, а именно в ущелье под селом, когда афганские передовые отряды пытались перейти реку и взять штурмом центр сопротивления в Андалале. Именно здесь понесли основные потери гвардейцы Надира, которых в ущелье полегло около 3 тысяч человек. Были бои и на более дальних подступах к Согратлю — у Мегеба, Обоха и т. д., но основное сражение (с позволения сказать, Сталинград и Москва этой войны) прошло именно близ Согратля. Все источники, в том числе местные арабоязычные, написанные дагестанцами (Али Каяевым и другими авторами), говорят ясно и четко, что на горе Турчи (Чалда-меэр) летом 1741 года находился лагерь Надир-шаха, а бой с ним происходил на территории Андалала. Об этом говорит и лакский эпос:

«А на Турчидаге вместо цветов
Забелели полы каджарских шатров…
А в долине Согратля герои сошлись».

Отсюда разбитый Надир-шах ушел в Кумух, а затем покинул и Лакию.

О противоречиях

Накануне республиканской конференции «Единение народов Дагестана в борьбе против иноземных завоевателей» появилась брошюра Тимура Айтберова и Ильяса Каяева «К толкованию событий 1741 года на Восточном Кавказе». И действительно, авторы начали новое толкование исторических фактов, при этом оно иногда противоречит прежним их работам и взглядам. Согласно одному из выдвигаемых авторами положений, Мухаммад-нуцалу Аварскому в 1741 году было 10—11 лет, исходя из чего делается вывод о том, что он не мог руководить сражением с Надир-шахом. Что раньше писали об этом авторы?

Известно, что переводчиком книги автора ХIХ века Хайдарбека Геничутлинского на русский язык был Тимур Айтберов. Процитируем этот источник: «Сыновья Сурхай-хана Мухамад-хан и Муртазали приехали в Хунзах и с почетом их приняли Мухаммад-нуцал и Магомедмирза». Другое несоответствие — Ильяс Каяев в журнале «Эхо Кавказа» в 1995 году в статье «Государство лакцев» пишет: «Муртазали обратился за помощью к Нуцалу Хунзахскому и заручился его поддержкой». Так чьей поддержкой он заручился — 10-летнего мальчика? 

Говоря о возрасте Мухаммад-нуцала IV и его брата, ссылка идет на переведенные Тимуром Айтберовым памятные записи в сборнике статей «Источниковедение средневекового Дагестана» за 1986 год. Согласно Айтберову: «По хунзахским преданиям этот Мухаммад-нуцал IV являлся сыном Умма-нуцала по прозвищу «Старший Булач», сына Догру-нуцала (такая же генеалогия на могиле внука Мухаммад-нуцала — Сурхая на кладбище Къвегъада)». Этой точки зрения придерживается и Расул Магомедов, который опирается на архив Мансура Гайдарбекова. В одной из памятных записей есть сообщение о рождении некоего Мухаммад-нуцала. Если автор записи имел в виду именно Мухаммад-нуцала IV, то рядом же было бы написано, что родился и Мухаммадмирза. С чего бы автору записей писать об одном брате и не писать о другом — родились ведь близнецы? Кроме того, у Расула Магомедова годом начала правления Мухаммад-нуцала IV указан 1715-й, а русский дипломат, который был в Хунзахе в 1772 году, нашел его больным и что нуцалу было около 60 лет. Согласно Надирпаше Сотавову («Крах “грозы Вселенной”», страница 158) 12 сентября 1741 года Надир-шах начал поход в Аварию. При этом в донесении от 16 сентября Калушкин пишет: «аварский де усмей (нуцал Мухаммад-хан. — Н.С.), к которому и протчие де люди сообщились, крепко вооружился и вход в свою землю препятствует, уже персиянам от него нарочитой урон приключен».

Если бы даже возраст Мухаммад-нуцала IV был таким, то рядом с аварским нуцалом находился бы его главнокомандующий, которого называли майндур. Эта должность была наследственной и была закреплена за родственниками нуцалов из того же рода Саратан (после присоединения края к России они носили фамилию Чупановы-Аварские). В 1741 году майндуром был Чупалав, который, по преданиям, выбил саблю из рук Надир-шаха, но и сам был сражен дротиком индуса из охраны Надира. После Чупалава майндуром стал его сын Чупан — зять Мухаммад-нуцала IV, позднее ставший полководцем и советником Уммахана Великого, известный в эпосе как «Слепой Чупан, чей разум совершенен». Чупана сменил его сын Хириясулав — отец наиба Шамиля Хириясул Алибека. Последним главнокомандующим при дворе аварских нуцалов был Андалав-бек (1810—1820 гг.), на воротах родового замка которого висели отрубленные еще его предками руки врагов и среди них огромная черная рука индуса.

Вопрос о трофеях

Надо отметить, что при всякой битве трофеи достаются победителям, а лучшая часть трофеев иранского войска — такие как индийские драгоценности, сабля Тимура, бриллианты из Голконды — достались Надиру. Эти же драгоценности — и знаменитая сабля Тимура, перешедшая к Надир-шаху, и его корона — достались аварскому нуцалу и его главному полководцу Чупалаву. Позднее потомки Чупалава из Хунзаха сдали их в Дагестанский государственный музей. Об этом свидетельствует следующий документ: «Акт №18 от 26 сентября 1936 г. Настоящий акт составлен в том, что Дагмузеем приобретена от гр. Гусейнова Умар-Дибира, сел. Хунзах, сабля персидская, принадлежавшая Надир-хану, с надписями на одной стороне: «Сабля захвачена победителем мира Теймуром Дели среди оставшихся вещей Султаном Махмуд Шахом Таглок при бегстве его в Гуджерат, опоясавшись этой саблей вернулся в Фарс в 1398 г.». На другой стороне: «О, этот мир переменчив. Сабля вторично была захвачена победителем мира Надир-шахом в Дели-городе из казны Равшани — сестры Магомед-шаха сына Джихан-шаха из царского рода Куркен. Он опоясался этой саблей в 1152/1739 г.». Исторический документ на арабском языке на 2 местах. Стоимость сабли и исторических документов 300 руб., что актом и подтверждается. Директор Дагмузея Атаев, хранитель Нурмагомаева, научный сотрудник Губайдуллин». 

В 1936 году Чупановы-Аварские, которые проживали в 30 км от Хунзаха в загородном доме, были арестованы и заключены в хунзахскую крепость. Все имущество в хунзахском доме было конфисковано, а ценные вещи, в том числе и сабля, хранились у замужней дочери Мухаммад-нуцала Чупанова. По словам Мансура Гайдарбекова они хотели продать саблю Дагмузею еще в 1925 году, но дядя Мансура — Магомед Инквачилаев, сотрудник музея, посоветовал не продавать ее ни в коем случае. Но в 1936 году для того, чтобы иметь деньги перед ссылкой, сабля была продана Дагмузею. Магомед-нуцал рассказывал, что эти деньги спасли их от голодной смерти в Киргизии.

О том, кому достались ценности Надир-шаха, говорят и местные арабоязычные записи. Согласно записям Чупана Кулинского, с Надир-шахом близ Согратля «сражались мужчины Авара и сыновья Сурхай-хана, и другие мужчины с ними и Ахмад-хан со своими людьми. Не смогли войска Тахмаза сражаться с ними и были разбиты при помощи [оказанной] мусульманам Всевышним Аллахом. И повернули они вспять из страха перед ними, став похожими на распространившуюся саранчу. Двинулись они [обратно], оставив свое имущество. Большое количество из их имущества досталось жителям Авара и другим».

Некоторыми авторами неоднократно поднимался вопрос о том, что Сурхай и его сыновья купили поддержку горцев за деньги, плюс к этому Муртазали увел из Кумуха пятитысячную конницу. Выводы эти не имеют никаких более или менее авторитетных источников, а первый из них еще и оскорбителен для горцев. Согласно логике этих авторов получается, что эти два фактора и решили исход сражения. Тут возникают резонные вопросы к авторам подобных утверждений. В 1734, 1735 и 1741 годах Сурхай и его сыновья терпели поражения от Надир-шаха и скрывались в Аварии. Почему же, если у них были пять тысяч конных воинов и большая казна, они не набрали войска в собственных владениях и почему, при их полководческом таланте, терпели поражения на своей родной земле?

Говоря о казне и сражении у Кумуха, нелишне вспомнить лакский эпос:

«Глубже в горы войска каджарские шли,
Плотным строем к мосту Шовкра подошли…
Взяли с боя Кумух каджары с утра,
Прокатили пушки через Хурукра,
И как станом стали в селенье Хури.
Сдался в плен Сурхай, чтобы окончить войну,
На разграбленье им отдал казну»

(«Антология дагестанской поэзии». Махачкала, 1980. Том 1. С. 197).

О том же — то есть ранней сдаче Сурхая — говорит и аварский эпос:

«Стран-земель владыка Сурхай безрукий
Сдался чужеземцам еще до полудня.
Храбрый сын Сурхая, надежда горцев
Муртазали спасся: к дяде Нуцалу
Ночью прискакал он в Хунзах вершинный». 

Уже отсюда после обращения андалалцев («Андалальцы хану в Хунзах черкнули»), а не агитации и, тем более, финансовых вливаний кого-бы то ни было, двинулся один из отрядов горцев во главе с представителем нуцальского рода, но вместе с героем Андалалской битвы — Муртазали. Вот какие слова вкладывает народный эпос в уста Сурхай-хана:

«Примчалась эта дружина,
Во главе дружины — нуцал Хунзахский,
Муртазали, сын мой, на коне черном»
(«Песни горцев». Махачкала, 1990. С. 26).

Что же пишет о приходе в лагерь на Турчи-даге Аббас-кули-ага Бакиханов: «2 июля того же года через Барду и Шах-даг Надир-шах прибыл в Казикумык. Лезгинские племена, живущие на пути его следования, доставляли войску продовольствие. В Казикумыке к нему явились шамхал, уцмий и Сурхай-хан со многими почетными лицами Дагестана. Одарив их… шах в начале августа предпринял поход на Аварию».

Обзор книг по теме

Постсоветский период, в отличие от предшествующего, оказался весьма богат на исследования затронутой нами темы. Особенно это касается последних лет, а буквально на днях вышли еще две книги, о которых также хотелось рассказать.

Первой, в 1996 году, вышла книга Владилена Гаджиева «Разгром Надир-шаха в Дагестане». Она весьма ценна тем, что представляла первое, по сути, исследование, вобравшее в себя все известные на тот момент материалы по данному периоду. Однако в нем практически не нашел отражения местный арабоязычный материал, да и тот, который был использован, не имел ссылок или приводился вольный пересказ смысла письма. Имели место и фактологические ошибки, которые повторили авторы недавно вышедшей книги «Гази-Кумух. Эпоха Сурхай-хана I». Они затронуты ниже.

Надирпаша Сотавов в своей книге «Крах “грозы Вселенной”», которая вышла в Махачкале в 2000 году, собрал огромный, частично опубликованный ранее и проанализированный его предшественниками исторический материал, привлек неизвестные ранее архивные данные о действиях Надир-шаха на Востоке. Однако, касаясь действий его в Дагестане, что для нас особенно интересно, можно было бы более активно привлечь и проанализировать местные, большей частью арабоязычные летописи и документы. Этот пробел устранил Тимур Айтберов в вышедшей на днях в Махачкале книге «Надир-шах и дагестанцы в 1741 году». В ней много ранее неизвестных дагестанских летописных сведений и тексты официальной местной переписки на арабском языке. На их основании получилось оригинальное толкование действий Надир-шаха в Дагестане в 1741 году и борьбы дагестанцев с ним. Однако в книге повторены и те, на мой взгляд, ошибки, которые уже были озвучены выше. 

У Сулеймана Мусаева, Ахмеда Курбанова и Ильяса Каяева в книге «Гази-Кумух. Эпоха Сурхай-хана I», вышедшей несколько недель назад в Махачкале, получилось привлечь много данных из русских архивов и других источников о событиях 1734—1739 годов, и со многими выводами авторов, исключая отдельные пассажи эмоционального характера, нельзя не согласиться. Здесь видится результат большой и кропотливой работы, которую нельзя не отметить. Однако при оценке событий 1741 года практически никакой новизны не видится — здесь авторы не только стоят на позициях, озвученных в свое время Владиленом Гаджиевым, но иногда большими абзацами повторяют фактологический и аналитический материал из его книги «Разгром Надир-шаха в Дагестане». Иногда они повторяют и ошибки Гаджиева.

Весьма ценно, что авторы часто после официальных или общепринятых русских названий местностей или прочей ономастики в скобках пишут исконное лакское название. Вместе с тем совершенно нельзя принять как должное использование авторами в качестве ссылок интернет-ресурс Википедия (к примеру, ссылка №600 на стр. 162), который, по сути, является интернет-забором, куда любой пользователь может разместить практически любую информацию. В разделе «Великая победа» при описании победы над Надир-шахом (стр. 435—468) использование источников сводится к одним лишь фольклорным данным, иногда сомнительного происхождения; выводам отдельных исследователей, не всегда подкрепленным источниковой базой; статьям и исследованиям общетеоретического плана. В то же время архивный материал и прочие источники, обильно цитировавшиеся до и после этого, использованы по минимуму.

Постоянные ссылки на отсутствие у дагестанских правителей солидарности (к примеру, стр. 274—275) — имеется в виду, что аварский нуцал отказался воевать с иранцами и помогать Сурхай-хану I, пока Надир-шах не вторгся в аварские районы, — приводя в пример крымских татар, справедливости ради надо отметить, не обоснованы. Можно предложить и другое объяснение этому факту. Крымский и газикумухский ханы являлись высокопоставленными пашами Османской империи, получавшими от султана солидные денежные средства за проведение на Кавказе и Причерноморье интересов Порты. В то же время нуцал и другие политические силы на Восточном Кавказе вполне резонно считали, что усиление Ирана, Турции или третьей силы на Кавказе приведет к тому, что Дагестан станет турецким пашалыком или иранским беглярбекством, чего они, конечно же, не хотели.

Неоднократно по тексту книги встречаются абзацы, более уместные для художественной литературы, но не для исторического исследования или документального повествования. Некоторые монологи исторических персонажей или изложение событий или фактов (к примеру, на стр. 279) не нашли отражения в исследованиях и не зафиксированы ни в одном источнике, и потому остается догадываться, что это результат художественного воображения Мусаева, более известного на писательском поприще.

В 1734 году, по словам самих авторов, погибло 10 тысяч мужчин из 40-тысячного народа (ссылок или иных обоснований для приведения именно таких цифровых данных на странице 299 не приводится). Однако в 1741 году, согласно авторам (стр. 415) и Владилену Гаджиеву (стр. 150) отрядам Надир-шаха противостояли 12 тысяч воинов Сурхай-хана, в том числе 5-тысячная конница Муртазали-бека (какого-либо авторитетного источника при этом не приводится). Откуда при таких потерях за 7 лет Сурхай-хан собрал 12 тысяч воинов, остается непонятным, тем более, если речь идет о 5-тысячной коннице, которую даже в мирное время по всему Дагестану собрать было бы сложно. Содержание конницы, особенно в условиях продолжительной и суровой горской зимы, удовольствие очень дорогостоящее, а согласно хроникам и памятным записям, после того как владения Сурхая дважды подверглись разорению, людям было нечего есть.

Довольно часты и географические неточности. К примеру, на странице 300 указывается, что Сурхай-хан в 1734 году, после поражения от Надир-шаха, «ушел в Дусрах, а оттуда в Чарода». Непонятно, какой географический объект имели в виду авторы под «Чарода». Далее по тексту (стр. 427), а также у Владилена Гаджиева (стр. 163) приводится текст письма к «чародинцам», которых также в ХVIII веке в природе не существовало, и тем более в тексте приводятся призывы выйти на войну с Надир-шахом и не «осторожничать». Между тем, из «Хроники войн Джара», местных арабоязычных источников и народного эпоса известно, что первыми против войск Надир-шаха поднялись именно «чародинцы», а точнее мукратлинцы, карахцы и тленсерухцы, прибывшие в Андалал. Населенный пункт с таким названием (правильнее, кстати, Чарада, а не Чарода) возник только в 1920-х годах и тогда же был образован Чародинский район на основе Тлейсерухского участка Гунибского округа. То есть до 1920-х годов не было ни селения, ни региона с таким названием.

Ошибочно отождествление авторами селения «Кудиль» из «Хроники войн Джара» на странице 473 с «каким-то лезгинским селением», тогда как все исследователи утверждают, что это село Кудали Гунибского района. На этой же странице встречается упоминание несуществующего селения «Хажди». Непонятна и природа постоянных нападок авторов (скорее всего, Мусаева) на Аварию, существование которой иногда вовсе отрицается. Есть и другие ошибки, но в целом книга заслуживает интереса читателей и приносит много нового в исследование данной темы, за что авторов можно поблагодарить.

К теме походов Надир-шаха на Кавказ обращаются не только дагестанские исследователи. В прошлом году азербайджанский историк Нигяр Гезалова выпустила книгу «Вопросы истории Азербайджана XVIII в. (на основе сведений англоязычных источников и историографии)». Основное внимание в ней, конечно, уделено эпохе Надир-шаха, затронуты вопросы его походов в Джарскую республику и вместе с тем не забыты его поражения в Дагестане. Касаясь последних событий, Гезалова пишет: «Многотысячная армия, пройдя через азербайджанские города — Барду и Габалу, вступила в Дагестан… Однако расчеты Надир-шаха не оправдались, во время похода в Аварию аварцы перебили… значительную часть войск, находившихся под его личным предводительством, а сам Надир едва избежал гибели. Как отмечает Эд. Френч в своем донесении: «…убитых и вообще погибших, так или иначе, насчитывалось более 25000 человек, что, как здесь вычисляют, составляет добрую половину войска Шаха» (стр. 83).

Новое Дело. Выпуск № 38 (1026)30 Сентября 2011