История

История  »   Имам Гази-Мухаммад  »   ВОСПОМИНАНИЕ О БЛОКАДЕ ГОРОДА ДЕРБЕНТА В 1831 ГОДУ

ВОСПОМИНАНИЕ О БЛОКАДЕ ГОРОДА ДЕРБЕНТА В 1831 ГОДУ

[опубликовано 30 Декабря 2011]

Пржецлавский Павел

 

Из записок очевидца.

В 1831 году влияние Кази-Муллы было так велико, что, собрав огромные скопища горцев со всего Дагестана и став во главе их, он решился открытою силою овладеть Дербентом.
Подполковник А.Я. Васильев, очевидец и участник защиты Дербента, так описывает состояние, в котором находилась Дербентская крепость перед самою ее блокадою.


Цитадель Дербента «Нарын-Кала» окружена с севера, юга и запада возвышенностями, которые командуют внутренностью ее. Отделенный с северо-запада глубоким оврагом, эти возвышенности находятся от цитадели на ближайший ружейный выстрел. Вся местность с севера и запада подрыта богатыми садами, которые, будучи обнесены траншеями и земляным валом с колючкою, образуют естественные редуты. С юга, на возвышенной площадке, расположено христианское кладбище. От угловой юго-западной башни цитадели тянулась каменная стена … и в 200 шагах от цитадели, в то время, существовала на этой стене башня, командовавшая крепостью.
Вооружение цитадели состояло из четырех крепостных и двух медных полевых орудий на лафетах. Западная стена цитадели от городских ворот до северного угла представляла слабейшую ее часть. Вследствие образовавшихся от времени брешей и насыпи мусора, нетрудно было войти в цитадель, даже без лестниц. Вообще городские стены находились в полуразрушенном состоянии; на южной же стороне, между вторыми и третьими воротами, стена была так низка, что жители могли свободно переходить через нее из домов своих в сады, минуя ворота.
Гарнизон крепости состоял из малочисленного гарнизонного батальона и слабой команды артиллеристов. Большая часть городских жителей не имели никакого оружия, и только более зажиточные вооружены были ружьями и пистолетами.


В упраздненной уже тогда штаб-квартире Куринскаго пехотного полка, на Кифарских высотах, в двух верстах от города, были расположены три роты 3-го батальона того полка, под командою майора Черникова-Онучина, в том числе рота женатых низших чинов, слободка которых лежала севернее полковых казарм.


В таком незавидном положении застало Дербент тре¬вожное известие, полученное из Кара-Кайтага, о том, что Кази-Мулла, собрав скопища горцев со всего Дагестана и лично предводительствуя ими, двигается к городу.
Хотя известия о сборах и замыслах Кази-Муллы были получаемы еще в начале августа, однако комендант не допускал мысли о возможности их осуществления, и потому со стороны гарнизона были приняты только меры осторожности и ничего, не сделано для усиления обороны. Трудно было предполагать, чтобы Кази-Мулла, со своими нестройными толпами, решился атаковать Дербент, столько веков отстаивавший свою независимость против войск более дисциплинированных и предводителей более опытных в военном деле.


11-го августа, в пять часов пополудни, прибывший из Терскеме в Дербент, с письмом от Кази-Муллы, мусульманин Ших-верды сказал, что Кази-Мулла находится уже в Кара-Кайтаге, что к нему присоединилось все тамошнее население, и что не далее 12-го числа скопища его явятся под Дербентом. Ших-верды прибавил, что защита города против сил неприятеля будет бесполезна и что за сдачу крепости без боя Кази-Мулла обещает оставить подполковника Васильева дербентским ханом. B письме своем Кази-Мулла выразил тоже самое, заметив, что предложение это он делает единственно из уважения к его личным достоинствам и в избежание напрасного кровопролития.


Как из рассказов Ших-верды, так и из полученных от табасаранского Иссабека, человека испытанной преданности нашему правительству, писем, подполковник Васильев должен был убедиться в действительной опасности, угрожавшей городу. Опасность эта сделалась несомненною с прибытием в Дербент управлявшего Кайтагомъ прапорщика Джамов Бека Уцмиева (он умер в чине генерал-майора), который, не имея возможности охранить свой пост от неприятеля и удержать вверенное ему население от волнения, искал спасения в стенах цитадели. Тогда комендант собрал военный совет из начальников частей войск, составлявших гарнизон, пригласив и майора Черникова-Онучина с кифарской позиции, для обсуждения вопроса: какие меры должны быть приняты к отражению неприятеля и к обороне города?


На военном совете единогласно определено было привести в исполнение следующие распоряжения:
а) Снять немедленно с кифарской позиции три роты Куринского пехотного полка.
б) Полковые казармы и слободку женатых нижних чинов оставить без прикрытия.
в) Снятые с Кифаров три роты перевести в город, и расположить их в нижней его части, как слабейшей и
имеющей свободные проходы в город с северной и южной сторон, через разрушившиеся от времени стены, примыкавшие к морскому берегу.
г) Известив горожан о близости неприятеля, приготовиться к защите.


Владетель южной Табасарани, поручик Ибрагимъ-Бекъ Карчагский, нам преданный, опасаясь оставаться в своем владении, взволнованном агентами Кази-Муллы, распространявшими между жителями слухи о предстоящем падении Дербента и непобедимости своего предводителя, прибыл в тот же день со своим семейством и нукерами в цитадель. Он окончательно убедил коменданта в опасности и неблагонадежности положения обеих Табасараней.


Одновременно с событиями, угрожавшими Дербенту, владетель северной Табасарани Абдурзак-Кадий (в числе прочих табасаранских беков, уличенных в измене, после снятия блокады Дербента, был сослан вo внутрь России, где прожил около 20 лет), сомнительной верности, в письмах своих, уверяя коменданта в своей преданности и готовности защищаться против неприятеля, тайно вел переговоры с Кази-Муллою, приглашая его вступить с войсками в северную Табасарань, жители которой, всегда нерасположенные к русским, восстанут поголовно и примкнут к его силам.


На следующий день, т. е. 12-го августа, с рассветом высланы были из города охотники для открытия неприятеля, который к семи часам показался большими массами по дороге от селения Хан-Мамед-Кала к Дербенту. В то же время, в стройном порядки, без торопливости, переходили в город из оставленных на Кифарахъ казарм и слободки роты Куринского полка; за ними следовали семейства женатых нижних чинов. Тотчас по вступлении колонны этой в город, на Кифарахъ поднялись клубы дыма: оставленная слободка запылала, возвещая начало военных действий.


ДербентГород засуетился. Из наблюдательных пикетов наших неслись всадники с известием о постепенном приближении скопищ неприятеля; возгласы комендантских рассыльных «харай!» (тревога) слышались по улицам; жители, с оружием в руках, явились на северной стене города; женщины и дети высыпали на плоские крыши домов, оглашая воздух криками отчаяния и испуга. На стенах цитадели мелькнули штыки, задымились фитили при орудиях, прислуга спешила накатить орудия к амбразурами. Многие из отважных дербентцев, под предводительством храброго комендантского переводчика Лаврелова (состоит ныне в чине штаб-ротмистра, и проживаете в шамхальстве, мусульмане называют его обыкновенно Гебек), перескочив за стену, поднялись на кифарскую гору и засели в садах, поджидая неприятеля, который не замедлил показаться в виду крепости. На запад от цитадели возвышается гора, покрытая лесом; подъем на эту гору имеет до трех верст; за гребнем ее начинается Табасарань. Спускаясь довольно круто к востоку, она образует котловину, на дне которой находится родник, протекающей севернее цитадели глубоким оврагом, откуда, будучи проведен посредством труб далее, обеспечивает город водою. За оврагом, напротив цитадели, к северу, дорога, следуя через каменный мост, поднимается на плоскую возвышенность и, проходя через живописно-раскинутые сады на плато Кифары, спускается близ селения Сабновы на береговую равнину, где и соединяется с большим трактом, ведущим в укрепление Темир-Хан-Шуру.


По этой-то дороге, в восемь часов утра 12-го августа, толпы пеших горцев, с множеством разноцветных значков, оглашая воздух криком известной песни «Ля-илляха иль Аллах» (Нет божества кроме Аллаха), быстро подходили к цитаде¬ли. Несколько конных партий неслись между садами по дороге, ближайшей к морю.


Весь гарнизон крепости собрался около батареи на северной стороне цитадели. Орудия были заряжены: одно гранатою, другое картечью. Внимание всех устремлено было на массы горцев, которые продвигались вперед, в уверенности беспрепятственно и без выстрела войти в город через водяные ворота у подошвы цитадели. Из крепостных орудий открыли огонь. Охотники наши, спрятанные в садах, прилегающих к дороге, встретив неприятеля дружным батальным огнем, начали отступать к городу. Неожиданность эта только на минуту остановила наступление горцев, по слабости артиллерийского и ружейного огня. Едва первая толпа подошла к цитадели, как команда «пли» артиллеристов вновь раздалась у крепостных орудий. Удачный выстрел картечью встретил горцев, спускавшихся с кифарской плоскости, против северной части цитадели, в овраге; другой выстрел гранатою приветствовал толпы, составлявшие вторую линию атакующих.


Нельзя описать восторг гарнизона, увидевшего замешательство, произведенное в рядах неприятеля удачным действием нашей малочисленной артиллерии. Несколько горцев из передовой колонны покатились в кручу, остальные рассыпались по садам и, засев за террасы, открыли ружейный огонь по крепости. Толпы во второй линии на минуту остановились, но после другой удачной гранаты разбежались также по садам и завязали жаркую перестрелку с жителями, собравшимися па городских стенах.


Так началась блокада Дербента. Горцы, убедившись, что им нелегко будет одолеть защитников города, принялись тотчас же устраивать завалы на всех удобных местах и овладели на Кифарской высоте оборонительными передовыми башнями, которые не могли быть заняты нашим гарнизоном по недостатку на этом пункте воды и отдаленности его от крепости. Башни эти, на расстоянии ружейного выстрела, отделялись от городских стен оврагом, переход через который был возможен только по мосту, выше водяных ворот. Между башнями, к вечеру того же дня, на протяжении двухсот шагов, устроена была неприятелем глубокая траншея с завалом из камня, для предохранения себя от выстрелов из крепости; за завалом поместилась большая партия горцев, имевших свободное и безопасное сообщение с казармами на Кифарахъ, где Кази-Мулла, с остальными силами, основал свою временную резиденцию.


Жаркая ружейная перестрелка между осаждающими и осажденными не умолкала до позднего вечера; учащенные выстрелы из цитадели осыпали картечью завалы и сады, в которых укрывался неприятель, беспокоивший гарнизон своим метким огнем из винтовок. В это время обнаружилась слабость крепостной обороны с северо-западной стороны, что заметил и неприятель, начавший сосредоточивать усиленный огонь на этом пункте. Тогда предположено было приступить к устройству грудной обороны по стене и траверсов для защиты осажденных от боковых продольных выстрелов.


Гарнизон занялся этой работой с наступлением вечера: из наскоро сплетенных туров и насыпанных землею ку¬лей составлен был бруствер и усилено прикрытие пункта войсками из цитадели. Однако пункт этот все-таки остался самым слабым.


На городской северной стене всю ночь раздавались частые ружейные выстрелы; были минуты, когда вся городская стена, от подошвы цитадели до берега моря, загоралась сплошным батальным огнем, и только по временам слышались крики сторожевых: «хабардарь!» (берегись!) Иногда усиленный огонь сосредоточивался на одном каком-либо пункте вследствие замеченного приближения неприятеля, потом снова смолкал, и темная ночь будто засыпала до первого нового выстрела и оклика «хабардар!» Так прошла мучительная ночь на 13-е августа 1831 года.


С рассветом 13-го августа, замечено было, что неприятель усилился в завалах между передними башнями; пешие партии горцев обошли садами западную часть цитадели, заняли башни на продолжении городской стены к юго-западу и отсюда стали наносить сильный вред гарнизону. Чтобы оттеснить неприятеля из занятых им пунктов, назначена была из города колонна охотников на вылазку.


С восходом солнца, смельчаки-дербентцы, предводимые милиции поручиком Ибрагимъ-Беком Карчахскимъ, перескочили за стену города около водяных ворот и, под покровительством картечных выстрелов из цитадели, быстро стали подниматься из оврага на горы к завалам между оборонительными башнями. Несколько минут продолжалась усиленная пушечная пальба; вслед за нею колонна скрытно пробиравшихся охотников с дружным «ура!» вскочила на завалы и овладела ими. Испуганный неожиданностью, неприятель разбежался. Несколько значков и несколько голов горцев были трофеями этой смелой вылазки.


Кази-Мулла, узнав от разбежавшейся из завалов толпы, что дербентцы заняли передовые башни и, оттеснив горцев, сами хотят укрепиться на их позиции, немедленно двинул из резерва своего сильную колонну, приказав ей сбить дербентцев и снова занять передовые башни. С приближением этой колонны, завязалась жаркая перестрелка, и дербентцы, уступая превосходству сил, принуждены были отступить к городу, потеряв ранеными трех человек.


В вылазке и в сопровождавших ее перестрелках принимали деятельное участие служивший тогда рядовым в дербентском гарнизонном батальоне Александр Бестужев и Куринского пехотного полка штабс-капитаны Жуков и Корсаков. Бестужев своей храбростью обращал на себя особенное внимание не только начальства, но и жителей Дербента.


По возвращении охотников наших, перестрелка горцев с горожанами продолжалась почти целый день, то, умолкая, то, усиливаясь на каком-либо пункте северной стены. По временам конные партии появлялись между садов на северной стороне, удачно преследуемые ядрами из крепостных орудий. Засевшие в садах и в башне на западной стороне горцы ружейным огнем наносили чувствительный вред гарнизону цитадели: из рядов его, в течение дня, выбыло раненым один унтер-офицер и убитыми двое рядовых. Чтобы вытеснить горцев из садов и из занятой ими юго-западной башни, наскоро была возведена батарея, которая весьма удачным действием картечью по завалам к вечеру достигла своей цели. На этой батарее отличился батальонный кузнец Гусев, который так метко наводил орудие, что каждый выстрел выносил из завалов двух-трех горцев.


В ночь с 13-го на 14-e августа, в цитадели были кончены укрепления грудной обороны, траверсы и новая батарея на западной стене. В городе по-прежнему, всю ночь продолжался огонь по северной стене. Около полуночи загорелась сильная перестрелка у главных или средних городских ворот (Кырхляр Капы). Частые залпы и вспыхнувшее зарево обнаружили, что неприятель, пользуясь темнотой ночи, подвез фашинник, с намерением, поджечь ворота и потом овладеть городом. По счастью, бдительность и отвага, ночного, прикрытия на стене уничтожили этот замысел: горцы, потеряв двух человек убитыми и много раненых, принуждены были удалиться на Кифары.


14-го августа, утром, замечено было, что неприятель усилился на кладбище Кырхляр, занял там две часовни и ме¬четь, поставил на их крышах несколько значков и, рассыпав застрельщиков между могильными памятниками, стал наносить урон занимавшим северную стену дербентцам. В то же время значительная часть горцев рассыпалась с той же стороны по садам, до самого берега Каспийского моря. Чтобы вытеснить их из занятых ими позиций, предназначена была вылазка из дербентских охотников, для подкрепления которых наряжены две роты Куринского полка и одно легкое орудие. В десять часов утра, горожане-охотники, предводимые почетнейшими беками, вышли из го¬рода через средние или главные северные, а роты куринцев в нижние или дубарские ворота. Неприятель, заметив движение наших войск, направил партии свои с Кифаровъ в помощь горцам, расположенным на кладбище.

 

С обеих сторон завязалась жаркая перестрелка. Колонны наши, прикрываемые выстрелами из крепостных орудий, действовавшими картечью, мужественно подошли к кладбищу и дружным натиском принудили неприятеля отступить. В то самое время, как подоспевший с Кифаров резерв, заняв часовни на кладбище, старался удержать за собою эту выгодную позицию, роты куринцев, увлекаемые примером своих командиров Жукова и Корсакова, после жаркого часового боя, бросились к часовням и овладели кладбищем, предоставив дербентцамъ преследование бежавшего на Кифары неприятеля, поражаемого картечью и метким ружейным огнем куринцев. Трофеями этого памятного для Дербента дня был один значок, отбитый на кладбище.

 

Он стоял на крыше крайней часовни. Когда колонна наша повела атаку на кладбище, рядовой Куринского полка Удалов, прокравшись между памятниками к часовне, взобрался по лестнице па крышу и уже протянул руку, чтобы завладеть значком, как увидел на противоположной стороне крыши сторожевого горца, все внимание, которого было обращено на происходившую впереди перестрелку. Услышав за собою шум, горец одно мгновение обнажил шашку. Между Удаловым и мюридом завязалась борьба на смерть. Значок, переходя из рук в руки, наконец, остался добычею храброго рядового, а горец, проколотый штыком, свалился с часовни. Отступление или, правильнее сказать, бегство неприятеля было так поспешно, что он не успел подобрать тела своих убитых. С нашей стороны на этой вылазке раненых было трое рядовых куринцев и пять человек горожан; в числе последних почетный хаджи Мамед-Усейн-Бек, шедший во главе дербентских охотников.


Оттеснив неприятеля к Кифарам, колонны наши с радостными криками возвратились в город, и затем до вече¬ра того же дня артиллерийские выстрелы из цитадели преимущественно направлены были на Кифары. Удачное действие нашей артиллерии побудило Кази-Муллу, в ночь с 14-го на 15-е число, оставив кифарскую позицию, перейти со значительной партией горцев на южную сторону Дербента и расположиться в саду, принадлежавшем поручику милиции Гусейн-Беку, в четырех верстах от города. В ту же ночь, по распоряжению коменданта крепости, были спущены из цитадели два чугунных крепостных орудия и поставлены на предварительно устроенной, около третьих ворот южной городской стены, батарея, для обстреливания, как самой стены, так и впереди лежащих садов и кладбища.


Так как неприятель обошел город с трех сторон, прервал сообщение его с окрестностями и, по полученным сведениям от захваченных им в плен двух дербентцев, успевших бежать, заготовлял лестницы и фашинник, намереваясь повести атаку с южной стороны, где городская стена была гораздо слабее северной, то немедленно сделано было распоряжение: те из жителей города, которые не имели ружей, но могли владеть ими, получили их из артиллерийского склада, откуда каждодневно все горожане принимали также и боевые патроны. К батарее южной стены подвезены были снаряды и, для прикрытия ее, назначена часть пехоты из гарнизона. Кроме того, приказано было городским жителям занять южную стену, подобно северной, и, сторожить за действиями и движениями неприятеля.


Перестрелка с северной стороны хотя не умолкала, однако горцы, потеряв энергию от предшествующих неудач, не решались приближаться к городу. В тот же день, к вечеру, замечено было, что из садов южной стороны толпа пеших горцев провожает к городу конного человека. Всадник этот держал прикрепленный к палке белый платок – признак парламентера. Навстречу ему выслано было нисколько комендантских есаулов и горожан. Толпа конвойных горцев остановилась, а парламентер смело подъехал к встречающим. Оказалось, что этот всадник (табасаранец) был подослан от Кази-Муллы не для переговоров о сдаче города, но с возмутительными воззваниями к жителям. При обыске найдено было у него более двадцати экземпляров прокламаций, писанных на арабском языке. Часть их он успел бросить в окружавшую его толпу любопытных. Из показаний мнимого парламентера обнаружилось, что Кази-Мулла, действительно, оставил кифарскую позицию, потому что направляемые из цитадели гранаты, удачно падая в его стан, наносили ощутительный вред его скопищам; притом, переход главных сил на южную сторону давал ему следующие выгоды:


а) он присоединял к своим партиям многих жителей Куринского ханства.
б) находясь на кубинской дороги, лишал дербентцев сообщения с городом Кубою.
в) в садах южной стороны горцы находили обильный источник продовольствия, собирая поспевший виноград и другие плоды.
И, наконец, г) из садовых деревьев легко было изготовить необходимые для предположенного штурма лестницы и фашинник.


Табасаранец-парламентер заключил свое показание положительным уверением, что Кази-Мулла намерен штурмовать город с южной, т.е. слабейшей стороны. С раннего утра 15-го августа, толпы горожан теснились у ворот цитадели за получением из артиллерийского склада оружия и патронов, а к вечеру вся южная сторона, подобно северной, была занята городскими жителями. С этой стороны неприятель показывался только издали; конные всадники появлялись иногда около форштата, но, встречаемые ружейным огнем с городской стены и выстрелами из орудий цитадели, поспешно, удалялись и скрывались в волнистой местности.


Новые воззвания Кази-Муллы проникли в город неизвестно каким путем. Между жителями секты Шаи (шииты. – Ред.) распространилась молва, будто бы сунниты ведут с неприятелем тайные переговоры и, из сочувствия к своим односектантам, намерены указать им ночью путь в город. Почетнейшие из шиитов, явившись к коменданту, просили его принять меры к ограждению города от неминуемой опасности. Не имея ни времени, ни возможности поверить в какой степени было справедливо возводимое шиитами на суннитов подозрение, комендант в тот же день, приказал однако семействам почетных жителей секты Сунни перебраться в цитадель, где они и служили как бы аманатами за верность остальных своих одноверцев.


Неприятель, как выше сказано, обойдя город с трех сторон, отвел в тот же день, т. е. 15-го числа, воду, проведенную в город посредством труб из родников западной цитадели. Недостаток воды был для осажденных тем чувствительнее, что, кроме фонтанов город не имел других источников, вода же, направленная в город из реки Рубаса по канаве, была горцами также отведена. Наконец и цитадель была лишена воды, потому что фонтан вне крепости, откуда получалась вода, равным образом была во власти неприятеля. Оставался один колодезь, давно заброшенный, с весьма недостаточным количеством ключевой воды. На очистку его комендант тот же час обратил внимание, и, против всех ожиданий, колодезь дал такое количество чистой воды, что жители могли наполнять ею свои кувшины. Как бы в оправдание аксиомы, что одно счастье приносит за собою другое, в стане императора Петра Великого, где были расположены роты Куринского полка, открыт был другой обильный колодезь.


«В этот самый день – рассказывает подполковник Васильев, – мы сидели за обедом в залe комендантского дома, забыв закрыть северное окно, то историческое, окно, в которое, по преданию, Петр Великий, во время пребывания своего в Дербенте, наблюдал за флотилией, шедшею из Астрахани. Обед был вначале. Веселый разговор о происшествиях утра и бывших пред тем вылазках был прерван залпом выстрелов из передовых башен, и в то же мгновение три ружейные пули, разбив стоявшие на столе три бутылки с красным вином, ударились в противоположную стену залы. Предоставляю судить, какое впечатление произвело это неожиданное происшествие на все наше общество, в особенности на дам, которые, видя красное вино, текущее по белым скатертям и чистому полу приняли его за потоки крови убитых собеседников. С криком отчаяния бросились наши дамы бежать в смежные комнаты; одна из них упала в обморок, и для всех потребовалось ме¬дицинское пособие. После подобной катастрофы, никто уже не решался обедать в комендантской зале.


Того же 15-го числа, комендант крепости, по причине занятия неприятелем всех сухопутных сообщений, не имея воз¬можности известить начальствующего в Прикаспийском крае войсками, генерал-майора Коханова, о блокаде Кази-Муллою Дербента и о намерении его штурмовать город, убедил проживавшего в Дербенте рыбопромышленника Дроздова доставить морем донесение в крепость Бурную (впоследствии упраздненную), где в то время генерал Коханов находился с отрядом для удержания в спокойствии владений шамхала тарковского.


Гражданин Дроздов охотно взялся за это поручение и в тот же день предпринял опасное, по времени года, морское путешествие на своей ненадежной рыболовной лодке. Другое донесение, с журналом военных действий, было отправлено, также морем, в город Баку, а оттуда в город Тифлис, к командиру отдельного кавказского корпуса. Неизвестно, был ли награжден Дроздов по заслугам, за свое самопожертвование и отважный подвиг.
Весь день 15-го и в ночь на 16-е число, горожане и войска перестреливались с горцами, налегавшими на северную городскую стену, ниже дубарских ворот.


16-го числа, утром, с целью открыть, как далеко расположился неприятельский стан от города по южную сторону, предназначена была рекогносцировка из двух рот Куринского пехотного полка, одного легкого орудия и охотников из жителей. Колонна эта, под начальством майора Черникова-Опучина, выйдя в кубинские ворота, прошла за форштатомъ на кладбище и, после незначительной перестрелки с горцами, высыпавшими на встречу ей из садов, возвратилась без всякой потери в город. Результатом рекогносцировки было полное убеждение, что сады сильно заняты неприятелем, и что выбить его оттуда, при незначительности войск гарнизона, не представлялось решительно никакой возможности.


17-е и утро 18-го числа употреблены были на усиление слабых стен города и на более прочное устройство батареи под третьими воротами, где, из брусьев, положенных над ними в параллель крепостной стены, образовалась достаточно просторная платформа.


18-го числа, после полудня, от выбежавшего из садов южной стороны дербентца, захваченного в плен горцами в виноградниках, получено было сведение, что 20-го августа Кази-Мулла намерен штурмовать город. Вследствие этого в ночь на 19-е число, были приняты усиленный меры военной осторожности на стенах, и город с трепетом ожидал решительной минуты нападения. Как для ободрения жителей, так и для наблюдения за подозрительными людьми, из религиозного фанатизма сочувствовавшими успеху Кази-Муллы, расположена была между ними по стенам часть нижних чинов гарнизона. Горожане, видя среди себя русских солдат, с большим усердием работали по вооружению стен и готовились отстаивать родной город.


Ночь на 19-е число гарнизон и все вооруженные жители провели на стенах Дербента. Около десяти часов ночи небо покрылось тучами, и вскоре полил проливной дождь. Перестрелка на стенах постепенно становилась реже и реже и, наконец, прекратилась. Темные тучи, охватившие весь горизонт, предвещали сильную грозу, которая действительно и разразилась. Ночь для осажденных показалась бесконечной, мучительной. С рассветом 19-го числа, небо прояснилось; но, к общему удивленно, из неприятельских завалов не раздавался ни один выстрел; окрестные сады как будто опустели. Смельчаки-дербентцы один за другим начали влезать на возвышенные места городских стенъ, как бы вызывая горцев на бой; но в неприятельском стане царствовало прежнее безмолвие.
Посланные в разные стороны охотники нашли передовые башни и все позиции, занятые накануне огромными скопищами, опустевшими. Кази-Мулла, пользуясь темнотой ночи и ненастьем, отступил так поспешно, что оставил даже порядочный запас провианта.


Радостная весть об отступлении неприятеля разнеслась по городу, и дербентцы, предводимые своими беками, бросились в сады на южную сторону; но и сады уже были очищены. Захваченные три аварца, оставшиеся поднять вьюки с награбленным виноградом, на допросе показали, что Кази-Мулла, получив сведения из Кара-Кайтага о движении на помощь Дербенту генерала Коханова, с двумя батальонами пехоты, сотнею казаков и взводом артиллерии, поспешил снять блокаду и потянулся со своими скопищами во внутрь Табасарани. Почти вслед затем прибыл нарочный от генерала Коханова с известием, что отряд ночевал в 30 верстах и к вечеру прибудет в город.


Дербентские жители, ободренные спешившею к ним помощью, просили коменданта дозволить им преследовать скопища Кази-Муллы; но подполковник Васильев не решился дать им просимого дозволения, потому что, для поддержания кавалерии из дербентцев, нельзя было отделить из гарнизона никакой части войск, крайне изнуренных предшествовавшими делами.


Пополудни того же дня прибыль генерал-майор Коханов. Расспросив подробно обо всех обстоятельствах блокады, он поблагодарил коменданта за благоразумные распоряжения, а войска и жителей за стойкость и усердие при защите города. Дербентцы опять просили дозволения идти по следам Кази-Муллы: но генерал Коханов, зная хорошо табасаранскую местность, отказал им, как по причине утомления войск гарнизона и его собственного отряда, так и потому, что в лесистой Табасарани нанести поражение Кази-Мулле с малым отрядом какой мог быть отделен из Дербента, было невозможно.


Из рассказов генерал-майора Коханова оказалось, что хотя он имел достоверные сведения о движении неприятельских скопищ, в Кара-Кайтаг, но, будучи задерживаем беспорядками в шамхальстве Тарковском, не мог выступить для преследования Кази-Муллы. Когда же рыбопромышленник Дроздов доставил ему донесение коменданта о тесной блокаде Дербента и угрожающей опасности, он в тот же день, с частью отряда, форсированно двинулся на помощь городу, куда, как показали последствия, и подоспел вовремя.
По осмотре дербентских садов с южной стороны, найдено было в саду поручика милиции Гусейн-Бека, где помещался сам Кази-Мулла, более 200 туров и 50 лестниц, приготовленных для штурма.
Город, избавившись от опасности, повеселел, но грозно-воинственный вид его, оставался еще долго…

Пржецлавский Павел.

г. Калуга
Военный сборник, том XXXV,
Санкт-Петербург, 1864.

 

Из книги: Доного Хаджи Мурад. Сверкающий газават. - Махачкала, 2007. - С. 169-184.