История

История  »   Имам Шамиль  »   «…В НЕМ УГАДЫВАЕТСЯ ЧЕЛОВЕК ВЫДАЮЩИЙСЯ…» ИМАМ ШАМИЛЬ ГЛАЗАМИ АЛЕКСАНДРА ДЮМА

«…В НЕМ УГАДЫВАЕТСЯ ЧЕЛОВЕК ВЫДАЮЩИЙСЯ…» ИМАМ ШАМИЛЬ ГЛАЗАМИ АЛЕКСАНДРА ДЮМА

[опубликовано 27 Июля 2018]

Хаджи Мурад Доного

 

Поездка Александра Дюма в Россию и далее на Кавказ в 1858 году была его частной поездкой в качестве гостя графа Г.А. Кушелева-Безбородко. В России Дюма жил с июня 1858 года по февраль 1859 года, причем последние три месяца провел на Кавказе. Обещая парижанам описать Санкт-Петербург, Москву, Нижний Новгород и пр., романист сулил читателю также подвести их «к скале, к которой был прикован Прометей», и вместе с ними «посетить стан Шамиля», этого другого Титана, который в своих горах борется против русских царей». Пообещав встречу с Шамилем, Дюма задавался вопросом: «Знает ли Шамиль наше имя и позволит ли он нам провести одну ночь под его палаткой?» И тут же сам давал утвердительный ответ. Итак, отправляясь в путешествие на Кавказ, Дюма обещал парижской публике рассказать, наконец, подлинную историю Шамиля и даже встретиться с имамом лично.

В целом Дюма был очень популярен у российского общества, однако в литературных кругах Петербурга романист встретил отрицательный прием. Русская пресса не обошла вниманием визит знаменитого писателя на Кавказ и его обещания, не упустив случая по этому поводу дать волю иронии. В том же 1858 году в Петербурге вышел в свет альбом карикатур Н. Степанова «Знакомые», где в одном из сюжетов обыгрывалось неосторожное обещание писателя встретиться с Шамилем. Дюма крепко держит за одежду отбивающегося от него Шамиля, а тот молит его о пощаде: «М-r Дюма, оставьте меня в покое, я спешу отразить нападение русских». Но Дюма до этого нет дела, он отвечает: «Об этой безделице можно подумать после, а теперь мне нужно серьезно переговорить с вами: я приехал сюда, чтобы написать ваши записки в 25 томах и желаю сейчас же приступить к делу».

Результатом этой поездки стал «Кавказ». С 16 апреля по 15 мая 1859 года в Париже ежедневно отдельными выпусками (всего 30 выпусков, каждый стоил дешево – по 15 сантимов) печатались путевые заметки Дюма о поездке на Кавказ. В эти же дни «Кавказ» вышел отдельным изданием.

Ф.М. Достоевский в одной из своих статей откликнулся на выход в свет путевых записок А. Дюма по России и Кавказу. С иронией он отзывался об удивительных способностях «парижского путешественника», не называя, но имея в виду Дюма, который «…напишет свое путешествие в Париже еще прежде поездки в Россию, продаст его книгопродавцу, и уже потом приедет к нам – блеснуть, пленить и улететь. …Схватив первые впечатления в Петербурге, выучив мимоходом русских бояр (les boyards) вертеть стол, он решается, наконец, и изучить Россию основательно, в подробностях, и едет в Москву… Затем путешественник едет далее, восхищается русскими тройками и появляется, наконец, где-нибудь на Кавказе, где вместе с русскими пластунами стреляет черкесов, сводит знакомство с Шамилем и читает с ним «Трех мушкетеров».

Как интересно заметил Михаил Буянов: «Кавказ» – это книга о кавказцах, написанная французом для французов. В ней автор говорит не только то, что хочет сказать, но и то, что требуют от него читатели, среди которых бытовали те или иные предрассудки». Книга полна множеством любопытных историй, описаний, которые читаются с захватывающим интересом. Несмотря на то, что своего обещания встретится с Шамилем, Дюма не сдержал, в книге представлен подробный рассказ о Шамиле, его семье, деятельности и пр. Французский читатель узнал много интересного о предводителе кавказских народов, а три месяца спустя боевая эпопея имама Шамиля завершится на Гунибе.

 

 

ИМАМ ШАМИЛЬ, ЕГО ЖЕНЫ И ДЕТИ

 

… В девять часов утра мы были у коменданта. Там уже находился обещанный нам русский офицер: это был человек лет сорока–сорока пяти, прекрасно говоривший по-французски. Взятый в плен около Кубы, он был уведен в горы и доставлен к Шамилю. Сначала за него потребовали выкуп в двенадцать тысяч рублей, но, в конце концов, снизили цену до семи тысяч. Семейство и друзья офицера собрали три с половиной тысячи рублей, а граф Воронцов, в ту пору наместник Кавказа, добавил остальное.

На протяжении пяти месяцев, пока длился его плен, офицер видел Шамиля примерно два раза в неделю. Вот что он рассказал нам об имаме.

Шамилю теперь, должно быть, от пятидесяти шести до пятидесяти восьми лет. Поскольку у мусульман не при­нято вести записи актов гражданского состояния, и они считают свои годы лишь приблизительно, полагаясь на воспоминания о важных событиях своей жизни, Шамиль, как и все другие, сам не знает своего возраста.

На вид ему нельзя дать больше сорока. Это человек высокого роста, с кротким, спокойным, внушительным лицом, главная особенность которого – застывшая на нем грусть. Тем не менее, понятно, что если мускулы этого лица напрягутся, то оно способно приоб­рести выражение самой мощной энергии. Бледный цвет лица подчеркивает резко обозначенные брови и темно-серые, почти черные глаза, которые он по обычаю вос­точных людей или отдыхающего льва держит полузакры­тыми; у него рыжая борода, заботливо приглаженная и позволяющая увидеть ярко-красные губы, а между ними – ровный строй зубов, мелких, белых и острых, как у шакала; его руки, о которых он явно очень забо­тится, – небольшие и белые; походка у него медленная и степенная. С первого взгляда в нем угадывается чело­век выдающийся, в нем чувствуется вождь, рожденный повелевать.

Его обычный наряд составляет черкеска из зеленого или белого лезгинского сукна. На голове он носит папаху из белой как снег овчины. Папаха обвита тюрбаном из белого муслина, конец которого свисает сзади. Верх папахи покрыт красным сукном с черной кисточкой. На ногах он носит чулки-ноговицы, плотно облегающие икры; мы вынуждены воспользоваться этим русским сло­вом, поскольку слово «гетры» далеко не полностью пере­дало бы нашу мысль; остальная часть его обуви сделана из красного или желтого сафьяна. В очень холодную погоду он надевает поверх этого наряда суконную шубу ярко-малинового цвета, подбитую черной овчиной.

По пятницам, то есть в дни, когда все торжественно идут в мечеть, он облачается в длинное белое или зеле­ное платье; остальная часть его наряда остается преж­ней. Он с необычайным изяществом сидит верхом на коне и с беспечностью, способной вызвать головокружение у самых решительных людей, преодолевает труднейшие пути. Отправляясь в поход, он вооружается кинжалом, шашкой, двумя заряженными и взведенными пистоле­тами, а также заряженным и взведенным ружьем. Двое из мюридов имама следуют по обе стороны от него, и каждый из них имеет при себе два пистолета и ружье, заряженные и взведенные; если одного из этих мюридов убьют, его место занимает новый. Шамиль отличается чрезвычайно высокой нравствен­ностью и не терпит вокруг себя никаких слабостей. Рас­сказывают историю, подтверждающую сказанное.

Одна вдова-татарка, которая не имела детей и, следо­вательно, вольна была сама распоряжаться собой, жила с лезгином, обещавшим на ней жениться. Она забереме­нела; Шамиль узнал об этом, удостоверился, что такое на самом деле произошло, и велел отрубить голову обоим. Я видел у князя Барятинского, наместника Кавказа, топор, использовавшийся для этой казни: его захватили во время последнего похода. Воздержанность Шамиля в еде доходит до невероят­ности. Всю его пищу составляют пшеничный хлеб, молоко, фрукты, рис, мед и чай. Мясо он ест крайне редко.

У Шамиля три жены. У него была и четвертая жена – мать его старшего сына Джемал-Эддина, но, когда во время осады Ахульго в 1839 году ребенок был захвачен русскими, мать умерла от печали. Звали ее Фатимат.

Помимо Джемал-Эддина, у имама остались от нее дру­гие дети: второй сын Гази-Мохаммед, которому теперь может быть от двадцати трех до двадцати четырех лет; пятнадцатилетний Мохаммед-Шефи, четырнадцатилет­няя Нафисат и, наконец, младшая дочь, двенадцатилет­няя Фатимат, названная по имени матери. Все они стали старше на пять лет, прошедших с того времени, как наш офицер был в Ведене.

Другие его жены - с последней из них он недавно развелся из-за ее бесплодия - это Заидат, Шуанат и Аминат.

Заидат – дочь одного старого татарина, который, как говорят, воспитал Шамиля и к которому, во всяком слу­чае, он питает большую привязанность. Этого старого татарина зовут Джемал-Эддин. Шамиль дал его имя сво­ему любимому сыну. Заидат двадцать девять лет. После смерти Фатимат она стала первой женой Шамиля, что дало ей превосходство над остальными его женами. Все дети имама и его слуги повинуются ей, как самому имаму. Она хранит ключи и распределяет съестные припасы и одежду.

У Шамиля от нее есть двенадцатилетняя дочь с безу­коризненно красивым лицом и с чрезвычайно развитым умом, однако ноги ее повернуты носками внутрь и по виду совершенно безобразны; зовут ее Наджават. Имам чрезвычайно любит всех своих детей, но, веро­ятно из-за ее физического недостатка, он питает к Над­жават более сострадательную нежность, чем ко всем дру­гим. Хотя она бегает, как мальчик, и с необыкновенной ловкостью скачет на своих кривых ногах, Шамиль обычно носит ее на руках. Рано или поздно Наджават подожжет аул, поскольку ее самое большое удовольствие состоит в том, чтобы вытащить из очага или печки пылающую головешку и, держа ее в руке, бегать по балкону. Когда же Заидат бранит ее, Шамиль удерживает мать, говоря: «Оставь ее в покое; Бог всегда с теми, кого он карает, и если те, кого он карает, безгрешны, с ними не случа­ется несчастий».

Шуанат, второй жене Шамиля, тридцать шесть лет; она среднего роста, очень красива, но фигуру имеет за­урядную; у нее белая кожа, очаровательный рот и изуми­тельные волосы, однако слишком крупные кисти рук и широкие ступни. Она дочь богатого армянина из Моз­дока. Двадцать лет тому назад Шамиль захватил Моздок, похитил Шуанат со всем ее семейством и привез ее с отцом, матерью, братьями и сестрами в Дарго, свою тог­дашнюю резиденцию. Потом Дарго был взят и разрушен генералом графом Воронцовым, и Шамиль удалился в Ведень. Армянский купец предлагал за себя и свою семью выкуп в сто тысяч рублей. Шамиль влюбился в Шуанат, звавшуюся тогда Анной. Он отказался от пятисот тысяч, но предложил вернуть свободу всему семейству, выставив условием, что он возьмет в жены Анну. Девушка, со своей стороны, вовсе не питала отвращения к имаму и согла­силась на эту сделку. Ей было тогда шестнадцать лет. Семейство было отпущено на свободу. В течение двух лет Анна изучала Коран, отреклась от армянской веры и стала женой Шамиля, давшего ей имя Шуанат. Позднее, потеряв отца и мать, она вытребовала свою долю родительского наследства и отдала ее Шамилю. Шуанат служит ангелом-хранителем пленникам Шамиля и особенно его пленницам. Оказавшись в неволе, княгиня Чавчавадзе и княгиня Орбелиани, эти две знаменитые пленницы, обрели в ней покровитель­ницу, которой они были обязаны всем облегчениям, вне­сти какие в их положение имела возможность Шуанат.

Третьей женой Шамиля является, а точнее, являлась, Аминат; ей двадцать пять лет, и она все еще остается без­детной; это поставили в вину бедной женщине, более красивой и, главное, более молодой, чем две другие жены имама; она вызывала у них ревность, особенно у Заидат, без конца упрекавшей Аминат в бесплодии и со злым умыслом приписывавшей его недостатку у нее любви к имаму. У Аминат правильной овальной формы лицо, крупный рот, украшенный, однако, настоящими жемчужинами, и ямочки на щеках и подбородке, причем одна из этих ямочек, которые поэт восемнадцатого столетия не пре­минул бы сравнить с гнездышками любви, придает ее вздернутому носику еще более лукавое выражение. По происхождению она татарка; ее похитили в пяти­летнем возрасте, и ее мать, не имея возможности выку­пить девочку, попросила позволения разделить с ней неволю и получила на это милостивое согласие.

Гарем имама включает в себя, помимо трех жен, ста­руху по имени Баху: это бабушка Джемал-Эддина, кото­рого Шамиль потерял теперь во второй раз, и мать Фатимат. Она имеет свои отдельные покои, свою отдельную провизию – мясо, рис, муку – и ест одна, тогда как дру­гие женщины едят вместе.

Три жены Шамиля не только не имеют никаких пре­имуществ друг перед другом, но к тому же еще ни в чем по своему положению не отличаются от жен наибов. Однако лишь они имеют право войти к Шамилю, когда он молится или держит совет со своими мюридами. Мюриды приезжают со всех концов Кавказа, чтобы посо­вещаться с имамом, и гостят у него сколько им заблаго­рассудится, однако он не ест вместе с ними. Само собой разумеется, что гость, кем бы он ни был, не проявит нескромность и не переступит порога жен­ской половины.

Любовь трех жен Шамиля к своему господину – а это слово повсюду на Востоке куда более подходящее, чем «муж», – необычайна, хотя она и по-разному проявля­ется в соответствии с их различными характерами. Заи­дат, ревнивая, как европейка, так и не смогла обрести привычку разделять с кем-либо еще любовь имама; она ненавидит двух своих подруг и сделала бы их несчаст­ными, если бы любовь к ним имама, а вернее, его любовь к справедливости, не оберегала их.

Что же касается Шуанат, то ее любовь, в самом деле, проистекает из страсти и доходит до беспредельной само­отверженности: когда Шамиль идет мимо нее, ее глаза воспламеняются; когда он говорит, она жадно внимает его словам; когда она произносит его имя, ее лицо сияет. Большая разница в возрасте, существующая между Шамилем и Аминат, тридцать пять лет, заставляла Ами­нат любить Шамиля скорее, как отца, чем как мужа; глав­ным образом на нее, из-за ее молодости и красоты, и была обращена ревность Заидат. Поскольку у Аминат не было детей, Заидат беспрестанно угрожала ей, говоря, что она добьется ее развода. Аминат смеялась над этой угрозой, которая, тем не менее, все же осуществилась: из опасения, что его любовь к бесплодной женщине могут счесть за распутство, суровый имам, хотя его сердце и страдало от этого, несколько месяцев тому назад удалил ее от себя.

Шамиль неукоснительно следует заповеди Магомета, предписывавшего всякому доброму мусульманину посе­щать свою жену, по крайней мере, раз в неделю. Утром того дня, когда должен состояться этот визит, имам велит передать той из своих жен, какую ему хочется посетить, что он придет к ней вечером.

Людовик XIV, менее нескромный, довольствовался тем, что втыкал булавку в шитую золотом бархатную подушечку, которую клали с этой целью на ночной сто­лик. После ночи, когда он посетил одну из своих жен, Шамиль целый день и целую ночь проводит в молитвах.

Аминат, взятая в плен, как мы уже сказали, в пятилет­нем возрасте, воспитывалась вместе с детьми Шамиля; разлученная в возрасте восьми лет с Джемал-Эддином, она перенесла свою привязанность к нему на Гази-Мохаммеда, который к тому же был близок ей по годам.

Два года назад Гази-Мохаммед женился на прелестной девушке Каримат и обожает ее; она дочь Даниял-бека, племянника которого мы встретим в Нухе. Благородное происхождение заметно в манерах, в походке и даже в голосе Каримат; она лезгинка и всегда носит богатый и изящный наряд, богатство и изящество которого вызы­вает большие упреки со стороны Шамиля: наполовину смеясь, наполовину бранясь, имам каждый раз, как только она приходит к нему с визитом, бросает в огонь какие-нибудь из самых красивых ее украшений.

Когда Гази-Мохаммед приезжает в Ведень, он поселя­ется и спит в комнате отца, а Каримат, со своей стороны, поселяется то у Заидат, то у Шуанат; все это время Шамиль не наносит никаких визитов своим женам, а Гази-Мохаммед – своей: эту жертву отеческой стыдливо­сти и сыновьего почтения каждый из них приносит друг другу. Гази-Мохаммед слывет самым красивым и искусным наездником на всем Кавказе. Возможно, он не уступает как наездник самому Шамилю, чья слава в этом отноше­нии неоспорима.

И в самом деле, как я уже упоминал, все уверяют, что нет никого красивее, чем Шамиль, когда он отправля­ется в один из своих походов.

Аул окружен тремя стенами, и каждая из них образует оборонительную линию, имеющую только одни ворота, под которыми всадник не может проехать, если он дер­жит голову высоко поднятой. Шамиль пересекает эти три стены галопом, наклоня­ясь к шее своего коня каждый раз, когда ему нужно пре­одолеть очередные ворота; но, как только ворота преодо­лены, он тотчас выпрямляется, чтобы наклониться снова перед очередным препятствием и снова выпрямиться, когда это препятствие остается позади. Таким образом, он в одно мгновение оказывается за пределами Веденя.

Когда Гази-Мохаммед наносит один из своих визитов отцу в Ведень, там, чтобы оказать ему честь, созывают всех местных наездников. Обычно сбор происходит на ближайшей к аулу поляне, и все изысканные, трудные и невероятные упражнения, какие только способна изо­брести восточная фантазия, исполняются там черкес­скими, чеченскими и лезгинскими всадниками с таким умением и ловкостью, что это привело бы в изумление самых искусных наездников наших цирков и возбудило бы у них зависть. Эти праздники продолжаются два или три дня; краси­вое ружье, славный конь или богатое седло служат обычно наградой тому, кто исполняет самые трудные упражнения. Все эти награды доставались бы Гази-Мохаммеду, если бы он с присущим ему великодушием не уступал их своим товарищам, сознавая при этом свое превосходство над ними.

Несмотря накрайний недостаток денег и нехватку боевых припасов, порох и пули на такого рода праздни­ках никогда не жалеют. Правда, какое-то время тому назад Шамиль устроил в горах пороховую фабрику.

Когда какая-нибудь из девушек, относящихся к свите жен имама, выходит замуж, это празднуют не только в гареме, но и во всем ауле. Все домочадцы женского пола получают в  связи  с  этим  событием коралловые  или янтарные бусы, четки и браслеты, а также полный набор одежды. Что же касается свадебных обрядов, то вот что расска­зал нам бывший пленник, присутствовавший на несколь­ких таких праздниках. На невесту надевают новые шальвары, рубашку, покры­вало и красные сафьяновые сапожки, а поверх них — сандалии на высоких каблуках. Потом устраивается трапеза. Однако, вместо того чтобы принимать в ней участие, невеста сидит, спрятавшись за толстым ковром. Ей пола­гается воздерживаться от пищи, и у нее, как и у ее жениха, это воздержание длится три дня. Угощение подается на ковер, лежащий на полу. Оно состоит из шашлыка – единственного мясного блюда, которое там фигурирует, – плова с изюмом, меда, пре­сных лепешек и воды: как подслащенной медом, так и чистой. Хлеб – пшеничный, нередко замешиваемый на молоке.

Мы уже говорили в другом месте, что такое шашлык и как приготовляется это блюдо, лучшее из всех, какие мне встретились за все время моего путешествия, и лишь одно достойное того, чтобы быть присоединенным к числу блюд, уже известных во Франции. Шашлык будет ценным нововведением в особенности для охотников.

Вернемся, однако, к татарской свадьбе.

Все гости едят руками, ногти на которых выкрашены хной (привычка к ней встречается как в северных, так и в южных странах Востока). Лишь некоторые женщины, проявляя невероятную ловкость, едят рис маленькими палочками, похожими на те, какими пользуются китайцы. Трапеза начинается в шесть часов вечера. В десять часов женщины встают. Подруги невесты выходят вперед, чтобы принять подарки жениха.

Они состоят из кувшина, с которым ходят за водой; медной чашки для черпания воды; ковра из овечьей шер­сти, служащего одновременно тюфяком; чана для стирки и небольшого сундучка, изготовленного горскими масте­рами: он покрашен вкрасный цвет и грубо разрисован цветами; если же сундучок привезен из Макарьева, то он сделан из листового железа, покрытого желтым и белым лаком, и обтянут жестяными обручами, которые, пока они новые или пока за ними хорошо ухаживают, могут сойти за серебряные. К этим предметам обычно добавляют еще покрывало, зеркало, две или три фаянсовые чашки, головной платок и шелк для шитья и вышивания. Невеста садится на коня; женщины, держа в руках фонари, освещают шествие и провожают новобрачную в ее новую семью, в ее будущее жилище; на пороге ее ожидает и принимает жених. Однако невеста печется о том, чтобы не покидать родительский дом, пока она не получит свое приданое, составляющее ее полную собственность.

Это приданое для девушки составляет двадцать пять рублей, для вдовы после первого брака – двенадцать, а для вдовы после второго брака – шесть рублей. Разумеется, эти цифры никоим образом не являются безусловными и цена зависит от богатства невесты и ее красоты; о приданом торгуются, особенно когда речь идет о вдове.

Шамиль обожает детей, и в течение всего времени, пока длился плен княгини Чавчавадзе и княгини Орбелиани, он каждое утро приказывал приносить ему маленьких князей и маленьких княжон. По целому часу он играл с ними и никогда не отпускал их от себя, не сделав им каких-нибудь подарков. Дети, в свою очередь, привыкли к Шамилю и плакали, прощаясь с ним.

Что же касается Джемал-Эддина, то наш офицер не мог сообщить о нем никаких сведений. Джемал-Эддин был в то время пленником русских, и потому офицер не видел его. Но мы, будьте уверены, увидим его, когда придет оче­редь рассказать о похищении и пленении грузинских княгинь.

 

Из книги: Доного Хаджи Мурад. Имам Шамиль в Европе. ИД "Эпоха", - Махачкала, 2017.