[опубликовано 14 Сентября 2016]

Саид Мусхаджиев

В последние годы заметно возрос интерес исследователей к проблеме общественно-политического развития народов Северного Кавказа в период освободительного движения (XVIII – XIX вв.) против колониальной политики Российской империи. Среди разделов этой проблемы важное место занимает тема государственности горцев, внутренние и внешние факторы ее возникновения, идеологические и административно-политические институты существования и причины падения. 

Имамат, такое название закрепилось в исторической литературе за государственным образованием горцев Чечни и Дагестана в период освободительного движения в 1830 – 1850-е годы. По своей сущности имамат принадлежал к мусульманским теократиям, в его религиозно-политической системе высшим институтом стала должность имама, в руках которого была сосредоточена вся верховная духовно-религиозная и военно-политическая власть. Если тема имамата достаточно хорошо освещена в литературе, то многие этнические аспекты ее остаются за чертой внимания исследователей. Однако не может быть никаких сомнений в том, что вопросы этнического состава  имамата, национальная политика Шамиля, культурное и правовое положение отдельных этнических общин имеют серьезное значение для составления полноценной исторической картины эпохи Кавказской войны.

Настоящая статья посвящена уникальной странице освободительного движения – причинам формирования и административно-правовое положение небольшой черкесской общины на территории имамата в 1840-1850-е годы. Истоки появления адыгских переселенцев на Северо-Восточном Кавказе связаны с налаживанием тесных контактов между основными центрами сопротивления колониальной политике царской России на Северном Кавказе в начале 40-х годов XIX в. Поход имама Шамиля во главе крупного военного отряда в Кабарду в апреле 1846 г. стал серьезной попыткой в освободительной борьбе горцев на осуществление общекавказского плана, а также мощным импульсом в адыго-имаматских взаимоотношениях. Несмотря на то, что Шамилю не удалось достичь стратегической цели, все-таки Западный поход положил начало организованного присоединения части кабардинцев и других адыгов к движению Шамиля, что выразилось в переселении 37 князей, дворян и немалого числа кабардинских крестьян с семьями в Чечню. Царское командование, опасаясь народных волнений, начало принимать в Кабарде серьезные меры административного и карательного характера. 

За беспечное поведение, позволившее кабардинцам приготовиться к появлению Шамиля и содействовать ему, начальник центра Кавказской линии генерал Голицын был смещен с должности. Началась жестокая расправа с восставшими кабардинцами. Командующий военными силами на Кавказе князь М.С. Воронцов решил "строго наказать лиц, которые добровольно пристали к Шамилю, содействовали возмущению и приглашали его в Кабарду". Повстанцев объявили вне закона и признали абреками, которых следует строго наказать. Были предприняты репрессивные меры против духовных лиц прошамилевской ориентации. По приказу Воронцова эфенди У.Шеретлокова арестовали и отправили в Ставрополь. Собственность восставших владетелей была конфискована царскими властями. 

Император Николай I дал личное указание наказать князя Мухаммад–Мирзу Анзорова, присоединившегося к Шамилю, "строже других". "Все имения, принадлежащие членам рода Анзоровых", перешедших на сторону лидера имамата, были переданы во владение ротмистру Хату Анзорову, служившему в императорском конвое. Кабардинская кампания показала, что Шамиль от пламенных воззваний, призывающих к объединению сил горских народов против колониальной политики Российской империи, способен перейти к осуществлению масштабной военно-политической акции. Его появление в центре Кавказской линии дало сильный импульс для новой волны освободительного движения многих народов Северного Кавказа. Несмотря на то, что главная цель похода не была достигнута, горцам удалось нанести противнику существенный экономический и политический урон. На определенный хронологический промежуток была парализована стратегическая магистраль того времени – Военно-Грузинская дорога, – тем самым существенно затруднена связь между Тифлисом и Северным Кавказом. Действиями отряда Шамиля были прерваны сообщения между Владикавказом и Екатеринодаром, не говоря уже о том, что опустело курортное хозяйство Пятигорска со всеми его заведениями минеральных вод. Эта кампания состоялась в период, известный как "блистательная эпоха" Шамиля, когда его власть достигла своего военно-политического апогея. Знаковый смысл кампании заключается в том, что имаму во главе крупных военных сил впервые удалось так далеко выйти за территориальные границы имамата Чечни и Дагестана. 

После похода Шамиля недовольство все более ужесточающимися колониальными порядками среди жителей Кабарды продолжалось. Это выразилось в непрекращающихся побегах части кабардинских крестьян, князей и узденей в имамат. Так, даже генерал Нестеров уведомлял "о намерении Шамиля повторить нашествие на Кабарду". Начальник центра Кавказской линии от 10 августа 1847 г. сообщал, что "более чем 60 человек кабардинцев, в числе которых называют двух князей, намерены с семействами своими бежать в Чечню", упорно распространялись слухи и кабардинскими абреками, и русскими лазутчиками о желании Шамиля "попытаться возмутить горский (кабардинский – С.М.) народ ... вновь". Царские власти, серьезно обеспокоенные этой информацией, значительно расширили круг средств и мер наказания. В 1847 г. была создана специальная Военно-судная комиссия для "осуждения кабардинцев за связи с абреками и Шамилем". Таким образом, репрессиям подвергались не только лица, примкнувшие к Шамилю, но и подозреваемые в связях с абреками и "непокорными"  горцами. 

Наиболее активным вдохновителем и организатором побегов стал Мухаммад-Мирза, который после переселения в имамат продолжал поддерживать тайные связи со своими соплеменниками в Кабарде. В рапорте от 5 сентября 1847 г. полковник Беклемишев сообщал, что "многие из них (кабардинцев – С.М.) намерены бежать в Чечню и что побегу их будет способствовать известный абрек Магомет-Мирза Анзоров, выдвинув сильную партию к Тереку, слухи эти подтверждаются известиями из Владикавказского округа". Агитационную деятельность Анзоров проводил не только среди кабардинцев, но и ингушей, осетин (дигорцев и тагаурцев), владетели последних клятвенно заверили его о своей решимости присоединиться к Шамилю. В сентябре 1847 г. Анзоров готовил операцию с целью тайно и организованно переселить в имамат тех горцев, которые дали ему присягу. Об этом царским властям сообщал верноподданнически настроенный кабардинский уздень Батырбек Тамбиев. В письме от 2 сентября 1847 г. он писал: "Магомет Мирза недели три тому назад приезжал в Большую Кабарду с товарищем своим, муллою Березговым, остановился в лесу и послал его к владельцам, которые были ему нужны, а сам между тем ночью навестил мать свою". В тайном совещании со своими сторонниками он объявил о планах переселении, которые получили полное одобрение присутствующих. Из Кабарды Анзоров вернулся с большим подарком – 16 лошадей получил он из табуна князя Пшемахо Джамботова.
 

Организованного переселения не состоялось, царизм значительно укрепил свои позиции, усилив гарнизоны войск, расположенных в центре Кавказской линии. Кроме того, многие кабардинские феодалы, тесно связанные с кавказской администрацией, оказывали поддержку русским властям в борьбе с освободительным движением горцев. Интерес представляет социально-экономическая и идейно-политическая мотивация единичных и массовых переселений горцев, представляющих совершенно различные социально-классовые образования (зависимые и вольные крестьяне, мелкие уздени и крупные феодалы). Зависимые кабардинские крестьяне, которые в русских официальных документах именуются "холопами", терпевшие прежде тяжелый феодальный гнет, получали в имамате социальное раскрепощение, их права были уравнены с правами других жителей имамата. Специальный низам Шамиля освобождал их от феодальной зависимости и четко гарантировал правовую защиту от бывших владетелей. Исламская идея о равенстве всех мусульман перед Аллахом, подкрепленная практическими мерами имама Шамиля, стала одновременно и социальным лозунгом, привлекавшим в лагерь освободительного движения многих зависимых крестьян. Если простые крестьяне в побегах искали возможность избавиться от поборов и угнетения со стороны феодалов, то те представители кабардинской княжеско-узденьской знати, которые присоединились к Шамилю и ушли в имамат, были движимы в большей степени патриотическими чувствами и антиколониальным настроем. Только этим можно объяснить поступок, в частности, Мухаммад-Мирзы Анзорова, который бросил "богатые поместья, огромные табуны лошадей, считавшиеся лучшими во всей Кабарде". Он пользовался большим доверием и авторитетом у царских властей, состоял на службе при начальнике центра Кавказской линии, в составе кабардинской депутации был принят
в 1845 г. в Петербурге императором Николаем I. Ему царь лично изволил вручить знамя для кабардинского народа. Всем этим он пожертвовал для того, чтобы рядом с имамом Шамилем участвовать в тяжелой освободительной борьбе. Вообще, побеги горцев, в том числе и кабардинцев, с той территории, где утвердился колониальный режим, в имамат следует рассматривать, по нашему мнению, как одну из форм освободительного движения. 

Юридическая сторона побегов заключается в том, что большинство перебежчиков являлись подданными Российской империи и, соответственно, их права регламентировались российскими законами. Переселяясь в имамат, они прекрасно осознавали, что их положение будет определяться нормами шариата. Царизм всех беглецов объявил "абреками", которые должны быть подвергнуты строгим мерам наказания: конфискации всего имущества, ссылке с семьями в Сибирь и др. В имамате же они получили почетное звание "мухаджиров" – "переселенцев за веру", то есть, мусульман, бежавших от русских и осевших в имамате. На их содержание из государственной казны направлялись поступления от налога-закята. Имам от своих подчиненных требовал проявлять особую заботу о мухаджирах. Видимо, такой политикой Шамиля можно объяснить, тот факт, что и после его похода продолжались частичные переселения некоторых адыгов в имамат. 

Анализ взаимоотношений имамата и адыгов дает также возможность изучить и национальную политику Шамиля. Несмотря на явное преобладание чеченцев и дагестанцев, имамат являлся многонациональным государством и его жизнеспособность во многом зависела от рациональной организации межэтнических отношений. В источниках не встречается ни одного факта, что на почве межэтнических противоречий в горском государстве случались конфликты. Внутрикавказские действия Шамиля, связанные с вовлечением в движение все более широкого круга участников, никогда не носили характера карательных действий по отношению к конкретному народу или этнической группе, занимавшим явно пассивную позицию. Все усилия Шамиля были направлены на объединение, на достижение политической консолидации всех народов имамата и Северного Кавказа в борьбе против военно-колониальной экспансии России, в которую свою весомую лепту внесли и адыги. 

Адыгские переселенцы в значительной части состояли из кабардинцев, абадзехов и бесленеевцев. Все они организованно в имамате были размещены по их же просьбе в гехинском наибстве (западная Чечня), ближе к Кабарде. Документальных данных об их точном количестве не обнаружено. Несомненно, речь идет о нескольких тысячах людей, включая женщин и детей. На Северо-Восточном Кавказе для их обозначения, как и для обозначения всех адыгов, использовался чеченский этноним – "чергазий" (черкесы) и мусульманский термин мухаджиры. Обустройство мухаджиров стало одной из первостепенных государственных задач в имамате. Шамиль направлял письма наибам и другим должностным лицам, а также жителям Малой Чечни с указанием оказать посильную помощь новым поселенцам. В письме от 1848 г. шатоевскому наибу Дубе имам писал: "Чтобы ты смотрел на этих мухаджиров – черкесов взглядом радости и почтения и помогал им, чем только возможно, во всех делах ... Мы повелели это и другим наибам и правителям. Это вам наш приказ от всего сердца, а от вас нужно послушание и повиновение".

Руководитель мухаджиров Мухаммад-Мирза Анзоров своим активным участием в освободительном движении завоевал глубокое уважение имама и его окружения. 22 августа 1846 г. он был назначен гехинским наибом (Малая Чечня) вместо Атабая, получившего повышение. Это назначение было подтверждено 2 декабря 1846 г. специальным документом – "байаном" ("разъяснение", "установление"), 
где юридически закреплялся статус черкесской общины в имамате, регламентируя различные аспекты ее жизнедеятельности. Основные законы, которыми община должна руководствоваться, были объявлены "высокочтимый шариат и низам имама", куда включался и данный байан. Утверждался глава общины и круг его компетенций: "Для них он (имам – С.М.) назначил главу над сотней, это – Мухаммад Мирза ибн Анзор, и передал в его руки все дела мухаджиров". Были определены источники дохода: "их хумс (пятая часть военной добычи – С.М.) и бейт ал-мал (мусульманская казна – С.М.) будут в их руках, как это указывается в Книге (Коране – С.М.), и с тем, чтобы их доля в добыче, в случае, если были с чеченцами, была бы соответственно числу их конных людей. А если они были во главе их (черкесов) без смешения с ними (чеченцами), то весь хумс – в их руках". Если возникали споры между чеченцами и черкесами, проживающими в одном наибстве, то байан предусматривал следующее: "пусть они идут к судье, как об этом указывается в книге в отношении жалобщика и ответчика". Байан гарантировал социальную защиту крепостным и зависимым крестьянам от бывших владетелей: "И нет притеснения им, если придут перебежчики (крестьяне – С.М.) после них их хозяева". Последняя часть этого документа включала систему наказаний: "А что касается наказания, все равно, ушел ли кто в войско (враждебное), или предался делам, отличным от дел имама и наиба, оно осуществляется согласно установлению наибов".

Документ был скреплен печатями и подписями лиц, представлявших с одной стороны, военно-административную власть – наибы Атабай и Мухаммад-Мирза; с другой стороны, представители богословско-судебной власти – известный улем Сулейман-эфенди, бывший наиб среди западных адыгов, и черкесский ученый-богослов,  кадий мухаджиров Ибрахим-Хаджи, которого имамский секретарь в своей хронике называет Ибрахимом ал-Черкеси. Таким образом, с уверенностью можно утверждать, что административно-правовое положение черкесской общины в имамате имело много общего с автономией, если это понятие вообще применимо при характеристике мусульманского государства XIX в. В подтверждение данного тезиса говорит то, что назначенный руководитель общины и области, где она проживала совместно с чеченцами, был черкесским мухаджиром. Право наказания провинившихся мухаджиров в соответствии с законом имамата также стало прерогативой их руководителя. Судебную власть возглавлял тоже член общины. Мухаджирам было позволено иметь свою казну, и это в условиях, когда все поступления с разных уголков имамата были централизованы в единую государственную казну, ставшую материально-финансовой базой освободительного движения. Такая политика предоставления широких прав небольшой этнической общине внутри государства успешно решала национальный вопрос и призвана была расширить освободительное движение путем вовлечения в него соседних народов и территорий. 
 

Наиб Малой Чечни Мухаммад-Мирза, осуществляя, власть над вверенной ему областью, проявил незаурядные организаторские качества. О его достаточно высоком авторитете не только среди черкесских мухаджиров, но и в военно-административном руководстве имамата свидетельствуют документальные материалы канцелярского архива наиба, который в качестве трофея в январе 1852 г. был захвачен русскими войсками в чеченском ауле Автуры, в доме, где проживало семейство М. Анзорова. Среди документов находились письма, адресованные Мухаммад-Мирзе. В них нашли отражение проблемы, 
волновавшее горское общество, роль и функции наибов и мудира, отношение к переселенцам и т.д. В качестве корреспондентов М. Анзорова фигурируют крупные деятели освободительного движения горцев – имам Шамиль, чеченские наибы Атабай, Дуба, Талгик, командующий артиллерией наиб Хаджи-Яхья Казикумухский, посланник Шамиля в Черкесии наиб Мухаммад-Амин и др. Шамиль не раз в своих письмах называет Анзорова "любимым братом", показывая свою признательность за то, что он, оставив свои богатства, присоединился к воюющим горцам. Мухаммад-Амин обращается к нему как "к самому любимому из людей".

За большие заслуги в освободительном движении 4 марта 1849г. Шамиль назначает М. Анзорова на более высокую военно-административную должность мудира (генерал-губернатора) Малой Чечни. Под его начальство переходят земли Шубута, лежащие за Аргуном к западу от Варанды, Закан-Юрта, Вашиндороя и Тумсоя. Об этом имам сообщает в своем письме к влиятельному чеченскому наибу Дубе: "Когда возросла необходимость в месте для мухаджира Мухаммада Мирзы, достойном его, мы передали ему селения Шубутского (района)... И да не будет в твоем сердце обиды на него. Мы сделали так из-за крайней необходимости". В дальнейшем (в начале 50-х гг. XIX в.) имам расширял территорию, подвластную Анзорову, включая в нее новые районы. Это было связано с тем, что из-за постоянных военных действий нарушалась территориальная целостность имамата. В письме к жителям района Галая и Аршты Шамиль отмечал: "…мы назначили над вами вашего просвещенного брата, черкеса Мухаммада Мирзу, потому что его вилайет тесно примыкает к вашему вилайету. И в том есть большая польза для вас. Так слушайте же его и повинуйтесь ему. Кто повинуется ему, тот повинуется мне, а кто ослушивается его, тот ослушается меня".

Военно-административная деятельность Мухаммад-Мирзы приходится на то время, когда Малая Чечня становится одним из основных театров боевых действий. В планах русского командования она заняла центральное место с 1846 г., когда Воронцов объявил приоритет тактике систематических действий. Она заключалась в переселении горцев с подвластной Шамилю территории на уже завоеванную землю, лишение пашен и пастбищ на равнине непокорных,  принуждая их покориться. Эти методы наиболее успешно осуществлял начальник Сунженской линии генерал-майор Н. Слепцов. Тактика "выжженной земли" царизма натолкнулась на героическое сопротивление горцев. В своем рапорте от 20 июня 1850 г. Слепцов отмечал, что "жители нагорной Малой Чечни, известные под общим названием гехинцев ... вместе с абреками и беглыми разных племен, постоянно обнаруживали себя особенно враждебным к нам расположением". Действиями горцев в Малой Чечне руководили, в первую очередь, наибы Атабай, Саадола и Мухаммад-Мирза, который во время зимней экспедиции 1847-1848 гг. царских сил противостоял особенно храбро, используя артиллерию.

В одном из крупных сражений в районе Гехи в июне 1851 г., где ранение в ногу получил и генерал Слепцов, был смертельно ранен М. Анзоров, который скончался 19 июня. Сообщая эту важную новость, рапорт царского генерала дает наиболее емкую характеристику личности Мухаммада-Мирзы: "главный наиб Малой Чечни, известный беглец, влиятельный поборник Шамиля". В личности М. Анзорова наиболее рельефно отразились взаимоотношения имамата и адыгов в период освободительного движения. Несмотря на то, что в силу целого ряда причин Шамиль и его сторонники не решили задачу территориального расширения фронта сопротивления Российской империи путем вовлечения Кабарды, все же им удалось завоевать симпатии народов Центрального и Северо-Западного Кавказа, тысячи представителей которых вместе с семьями, оставляя имущество и родные очаги, направлялись на территорию горского государства, формулой существования которого стала борьба против колониального порабощения.