[опубликовано 12 Сентября 2012]

Шахбан Хапизов

Общепринятым считается мнение, что имам Шамиль объединил под своим правлением Дагестан и Чечню с кратковременным вхождением в состав имамата Закатальского округа, Ингушетии, Кабарды и других регионов Северного Кавказа. Однако документы, обнаруженные в Центральном историческом архиве Грузии (ЦИАГ), позволяют, на наш взгляд, включить в состав кратковременно входивших в состав имамата регионов Кавказа и Тушети — высокогорную часть Восточной Грузии. Ныне это горная часть Ахметского района Кахетии, расположенная на стыке границ Грузии, Чечни и Аварии (Дагестана). Ее территория — 896 квадратных километров верховий реки Анди-ор (Андийское Койсу) — сравнима с Шамильским районом Дагестана. В ЦИАГе есть несколько дел, которые характеризуют наличие тесных взаимоотношений имамата с Тушети.

Одно из наиболее интересных — дело «О поддержании тушинами связи с Шамилем», в котором имеются документы 1847 года. В деле имеются донесения управляющего Тушино-Пшаво-Хевсурским округом подполковника Чолокашвили (Челокаев) от 14 апреля 1847 года №414, адресованные на имя начальника Джаро-Белоканского военного округа и всей лезгинской кордонной линии генерал-лейтенанта Шварца. В них он пишет, что, во-первых, «тушины Чагминского и Пирикительского обществ, в прошлом году, войдя через пирикительцев Легу и Бабо Каадзевых, Давыда Дартлойского и Накуда Татрулидзева в сношения с Шамилем, заплатили ему дань»; а во-вторых, «тушины, не дождавшись разрешения на ходатайство свое об уничтожении постоянных караулов, уничтожили таковой самовольно» . Дальнейшие рапорты Чолокашвили говорят о продолжении тушинами линии на продолжение сотрудничества с Шамилем и неповиновения царским властям.

Рапортом от 12 июня за № 745 он докладывает, что тушины отказались дать 50 человек всадников в состав Лезгинского отряда, который занимался карательными экспедициями в южной части горной Аварии. Рапортом от 27 июня за № 800 Чолокашвили пишет, что тушины «после уплаты чагминцами 130 рублей, пирикительцами 170 рублей и цовцами 16 рублей, заключили с Шамилем условие не выходить никуда против лезгин и предупреждать их на случай движения русских войск» .

Поскольку в летнее время из-за труднодоступности Тушети и отсутствия там членов администрации Кавказского наместничества Российской империи о действиях тушин точных данных не было, поэтому управляющему округом Чолокашвили пришлось заняться расследованием их взаимоотношений с Шамилем лишь осенью, когда тушины спускались для зимовки в верховья Алазанской долины в Алвани: «Затем о действии тушин во все время нахождения их в горах ничего достоверного известно не было, исключая только слухи, что они совершенно помирились с Шамилем. С последних чисел сентября, когда почти все они уже спустились на Алвани, я, приступив под рукой к узнанию истины и положения дел тушинского народа, открыл следующее:

1-е. Чагминское, Пирикительское и Гомецарское общества заплатили Шамилю в августе месяце дань с дыма по 1 рублю, а Цовское по 40 копеек серебром. Сборщиками были сами же тушинские нацвалы и присланные от Шамиля два наиба, жившие большею частью в селе Омало.
2-е. Многие из тушин, в особенности пирикительцы, пасли свои стада вместе с кистинскими.
3-е. Вход лезгинам, кистинам и дидойцам в Тушетию был совершенно свободен, равно тушины беспрестанно ходили в Дагестан.
4-е. Дагестанцы привозили шали, андийские бурки и другие произведения в самом большом количестве, меняли у тушин на товары, вывезенные из Грузии и другие вещи, равно продавали за деньги. Спустившись с гор тушины навезли с собою огромное количество андийских бурок, лезгинских шалей, продают в Тифлисе и Телаве и покупают разные товары для отправления в Анди и Дидо…» .

Действия тушин по уплате налогов Шамилю и активной торговле с аварцами (лезгинами) и чеченцами (кистинами), можно было бы приписать желанию наладить быт и хозяйство, а также обезопасить себя от действий мюридских отрядов. Однако в противоречие с этим входят сообщения о том, что «партии хищников… проходили через Тушетию в Кахетию, но их никто там не преследовал, а напротив им давали продовольствие»; а также, что «партия хищников», действовавшая в верховьях реки Алазани, в частности в окрестностях селения Ахмета, против царских войск и администрации, состояла из тушин и, более того, «была предводительствуема тушином, как показал бежавший от них пленник» . Это говорит о том, что уплата «дани» Шамилю — это не что иное, как уплата налога, общего для всех общин, входивших в имамат.

В этой связи активное участие грузин Тушети в военных действиях отрядов имамата, а также формирование собственных диверсионных отрядов, вступивших в военные действия против войск и администрации Российской империи, говорит о том, что в 1847 году Тушети фактически вошла в состав государства Шамиля. Более того, как стало известно из архивных данных, действия тушин «имеют весьма дурное влияние на хевсур и пшавцев, которые, быв еще грубее и легковернее тушин, уже и теперь им завидуют, называя их народом свободным. Да и самое неповиновение тушин местному начальству имеет тоже не менее дурное влияние, особенно на горных хевсур, которые и без того довольно неукротимы» . Влияние тушин на жителей Хевсурети — высокогорного региона, расположенного к западу от Тушети, — и впрямь имело место. Управляющий Тушино-Пшаво-Хевсурским округом в своем рапорте от 6 ноября 1847 года указывает: «До меня дошли слухи, что хевсуры селений Шатиль, Муцо и Ардот в минувшем июне месяце заплатили Шамилю дань… Действительно, в июне Шамиль прислал каких-то кистин, требуя от показанных хевсур дани. Они собрали по 1 рублю серебром с дыма, некоторые деньгами, некоторые козлами, некоторые красным товаром» . Хевсуры в свою очередь осенью того же года начали уже беспокоить жителей соседнего горного региона Восточной Грузии — Пшави. По данным управляющего Тушино-Пшаво-Хевсурским округом, 17 октября 1847 года пшавцы ходатайствовали, чтобы руководство округа «защитило их от хевсур, которые несравненно более их тревожат и наносят вреда, нежели кистины или лезгины» .

Это обстоятельство вызвало серьезную обеспокоенность царской администрации на Кавказе, которая силовыми методами заставила тушин и хевсуров вновь покориться властям Российской империи и пополнить ряды так называемой милиции, предназначением которой было сопровождение регулярных войск и участие в военных действиях. Немаловажной целью при этом в глазах царских офицеров виделось разжигание вражды между тушинами и их соседями — аварцами. Несмотря на это, по воспоминаниям самих царских офицеров, и в 1850-е годы, «соприкасаясь с лезгинами (аварцами — Авт.) во время летних пастбищ в горах, тушины, по большей части, жили с ними в это время довольно мирно, даже отплачивались Шамилю за неприкосновенность их стад, по рублю с дыма» .

Это, понятное дело, не устраивало царскую администрацию, которая для создания вокруг горцев имамата враждебного окружения не жалела финансовых средств и прибегала к неблаговидным методам. Среди них была и охота за головами горцев, объявленная и оплачиваемая царскими офицерами. Это породило возникновение среди тушин и хевсур определенного слоя «охотников», основным занятием которых стало убийство жителей имамата, причем не имело значения мюрид это или мирный житель. Нередко жертвами этих лиц становились дети и женщины. Наиболее известным из «охотников за головами» являлся тушин Шете Гулухаидзе. Характерны и интересны воспоминания о нем царского офицера В.М. Антонова: «Вся Грузия, от младенца до старика, знала и чтила его как замечательного героя, а для лезгин он служил страшилищем и пугалом. Хорошо известен он был и наместнику Кавказа, светлейшему князю Воронцову, и всегда им с почетом принимаем. У лезгин в каждой семье стращали детей во время их плача именем Шете.

Так, например, выдают за достоверное событие, что в дидойском ауле Хупро, в глухую ночь, в одной из сакель капризничал, заливаясь неугомонным плачем, 2-летний ребенок. Мать, будучи не в состоянии унять ребенка, стала его стращать именем Шоте, но так как и это средство не помогало, то она, отворив окно, высунула в него ребенка головою вперед, сопровождая свое действие словами: «На, на, возьми его, Шете», и младенец моментально затих. Успокоенная мать потянула ребенка в саклю, и, о ужас! — младенец оказался без головы. Эту немилосердную операцию совершил Шете, в ожидании выхода из сакли кого-нибудь из взрослых, но подвернулся случай отрубить голову младенцу, и он не поцеремонился отрубить ее. В погоню за Шете бросился отец и старший сын, нагнали его тихо шедшим к окраине аула и вдвоем набросились на убийцу, но кровавая стычка длилась недолго, она окончилась смертью обоих нападающих лезгин. Односельчане нашли убитых без кистей правых рук…

Нам приходилось гостить в его сакле, на стене которой, над дверями снаружи, красовались прибитыми 116 человеческих рук, лично им приобретенных в различных боях, набегах и засадах…
Вот этот-то именно Шете со своей сотней тушин первым ворвался в аул Тларата, и, понятно, все жители поголовно были перебиты. Пощады не было ни женщинам, ни детям, но зато сам он понес невознаградимую потерю: его сын, 20-летний юноша, георгиевский кавалер и знаменосец в сотне, убит был наповал 24-летним лезгином, защищавшим свою семью из 5 человек. Тушины оставили в живых этого лезгина для того, чтобы отдать его в распоряжение Шете».

В воспоминаниях офицера П. Николаева описан другой случай зверства со стороны такого рода наемников, которые должны были служить «горючим материалом», подрывая добрососедские отношения аварцев и тушин и превращая их во взаимную вражду и ненависть. Итак, «однажды было приказано взять какой-то небольшой аул. Тушины, не ожидая команды, понеслись на него с горы; впереди мчался на серой лошади священник в рясе, меховой шапке и с винтовкой за плечами; когда мы подошли с пехотою, то делать ничего не оставалось, аул был взят, жители спасались бегством, а тушины, рассыпавшись, шарили по саклям. Посреди пылала мечеть, из которой слышалось протяжное мусульманское пение. Двери мечети были завалены огромным камнем, а перед ним стоял тушинский священник, опершись на винтовку.

— Что он тут делает? — спросил я пехотного офицера.
— А видите ли, в мечети остался мулла и все призывал правоверных к оружию, но, видя, что они бегут, подошел к дверям, выстрелил из двух пистолетов и, опустившись на колени, начал петь свои молитвы. Тушинский поп, заглянув в мечеть и вскрикнув: «А это ты, подлец, погоди же!» — завалил камнем дверь и приказал своим зажечь со всех сторон здание; вот уже скоро оно и обрушится» .

По воспоминаниям П. Николаева, офицеры регулярной армии без особого энтузиазма один раз попробовали отговорить попа от этой затеи, который таким образом мстил за убийство тремя годами ранее своего брата, но безрезультатно. Не исключено, впрочем, что никаких уговоров и не было, а это упоминание призвано очистить честь офицера, равнодушно наблюдавшего за тем, как заживо сжигали людей. Также стоить отметить то, как смакуются такие детали царскими офицерами для того, чтобы оставить в источниках, коими являются их мемуары о Кавказской войне, свидетельства якобы непримиримо враждебных отношений между отдельными кавказскими народами.

В качестве примера можно вспомнить вышеприведенные отрывки, а также дочитать отрывок из воспоминаний про сожжение мечети, из которой между тем «чернее и чернее подымались клубы дыма, длиннее взвивались пламенные языки, а дикое пение страшно и зловеще раздавалось внутри мечети. Руки холодели и волос становился дыбом при этих почти нечеловеческих звуках. Я несколько раз слышал тот гимн, который татары поют перед смертью, когда решаются в бою не сдаваться и умереть до последнего человека. Впечатление его тоже потрясающее, но пение того муллы я долго забыть не мог. Оно было резко, пронзительно, но вместе с тем торжественно и вполне удовлетворяло своему назначению.

Это было последнее обращение дикого человека к божеству, которое, быть может, он в ту минуту видел галлюцинацией своего воспаленного мозга. Вдруг мечеть рухнула, осыпав нас дождем искр и головней, с земли поднялся густой столб пыли, и затем все смокло, только маленькие огоньки тихо вспыхивали и трещали на земле» . Неудивительно, что после подобного рода «активности» отдельных тушин, поощрявшихся имперским военным командованием, отношения между ними и горцами носили более ожесточенный характер. Однако в целом большинство народа с обеих сторон понимало, что действия отдельных лиц, как со стороны горцев имамата, так же совершавших порою недопустимые по своей жестокости и направленности против мирных грузин акты насилия, так и со стороны грузин, достойны только осуждения. Поэтому в народной памяти преобладающее положение занимают воспоминания, связанные не с негативной стороной нашей истории, а с положительными примерами добрососедских связей, служащих историческим фундаментом, на котором строятся взаимоотношения между двумя народами.

Актуальные проблемы Кавказской войны и наследие имама Шамиля = Actual problems of the Caucasian war and the legacy of Imam Shamil: Материалы международной научной конференции 4 февраля 2012 г. — Махачкала, 2012. — 220 с. — (Дагестанский центр гуманитарных исследований имени имама Шамиля. Центр аварской культуры «Бол мацI». Национальная библиотека имени Р. Гамзатова).