[опубликовано 10 Июля 2010]

Мусхаджиев Саид

Летом 2008 г., собирая полевой материал (эпиграфические надписи, устные предания, мусульманские назмы – стихи) о жизни и деятельности известного чеченского шейха, соратника имама Шамиля Гази-Хаджи Зандакском, мне удалось в Ножай-Юртовском районе с. Симсар встретиться с одним из уважаемых потомков Гази-Хаджи – Абдул-Мажидом Эрсанбиевым (1928 г.р.).

Этот горский аксакал обладал феноменальной памятью, не зная арабского языка, воспроизводил назму на арабском языке о Гази-Хаджи, сочиненной неизвестным муллой, которую он слышал в юности. Не изучив исторические труды по Кавказской войне, выдавал блестящие знания по различным сюжетам и деятелям той эпохи, которые нисколько не противоречили историческим работам известных отечественных кавказоведов.
Мой собеседник с большим уважением произносил имя шейха Мухаммада-ал-Яраги – первого наставника Гази-Хаджи. Действительно, медресе в лезгинском селе Яраги, благодаря Мухаммаду, стала величайшей школой, открывшей новую волну исламизации на Северном Кавказе, и блестящей кузницей, из которой вышли выдающиеся духовные и политические деятели не только Дагестана и Чечни, но и всего Кавказа.

В рассказах Абдул-Мажида меня заинтересовало то, что он назвал Гази-Хаджи самым младшим среди 11 участников собрания учеников и соратников шейха Мухаммада Ярагского, где он произнес программную речь. Он не знал точно дату собрания, но знал, что в ближайшем окружении Ярагского шейха было 11 верных и достойных учеников. Достаточно назвать имена некоторых: шейх Джамалуддин Газикумухский, имамы Гази-Мухаммад и Шамиль, Хан-Мухаммад из Табасарана, Абдурахман из Согратля и др.

Пришлось перелистать все известные труды кавказоведов как российских, так и иностранных, где описываются программные собрания под руководством Мухаммада Ярагского, сравнив их данные со сведениями из полевых источников, получилось действительно 11 участников.
Благодаря этой встрече с Эрсанбиевым, решил включить в книгу небольшую главу о Мухаммаде Ярагском, ставшим выдающимся подвижником ислама, главным идеологом освободительного движения горцев Кавказа и великим духовным наставником имамов и шейхов.

Данная статья не претендует на открытие новых вех в жизни и деятельности Мухаммада ал-Яраги. Дагестанские ученые (Агаев А.Г., Пашаева Ш.Ю., Рамазанов Х.Х., Доного Х. и др.) очень серьезное внимание уделили в своих исследованиях изучению социокультурного, политического, мировоззренческо-психологического и личностного пространства ал-Яраги. Мы же ставили своей целью еще раз акцентировать внимание на масштабности (географической и исторической) роли этого знаменитого шейха.

В первые десятилетия XIX в. на Северо-Восточном Кавказе наступил период системного кризиса, охватившего практически все сферы жизни общества. Военно-колонизаторская политика Российской империи вместо выработки эффективных экономических, политических и социальных мероприятий, направленных на дальнейшую мирную интеграцию этого многоликого в этническом отношении, сложного по общественно-политическому устройству и своеобразному по хозяйственному укладу региона, продолжила классическую имперскую экспансионистскую традицию, в которой доминирующее место занимал метод тотального подавления.

Экономическая блокада одних горских обществ, лишение пахотных земель других, изгнание «непокорных горцев» с зимних пастбищ в предгорье нарушили устоявшие веками формы хозяйственной жизни, а жители гор не в состоянии были обеспечить себя всем необходимым и очень серьезно зависели от экономических связей с равниной.

Социальный гнет горцев удвоился, если до царских завоеваний в феодальных обществах несли повинности перед местными владетелями, то с приходом русских, горцы обязаны были снабжать царские войска продовольствием, конной тягой, рабочей силой для рубки леса и прокладки дорог. Одним словом, горцы сами невольно становились участниками своего покорения.

В политической сфере дела обстояли не лучше. «Демократические традиции» вольных обществ Дагестана и тайпово-патриархальной организации Чечни полностью противоречили всему тому, что несла с собой политика Российской империи со своей иерархической вертикалью, как в организации власти, так и в ее реализации. А на территориях, где существовали феодальные образования, местные владетели, выступавшие против царской политики, были изгнаны, либо уничтожены, но даже те, кто принял условия русской власти, во многом лишились собственной власти. В этих условиях ханы, беки и другие владетели оказывали все большее давление на простых горцев, проявляя чрезмерную жестокость и жадность.

В культуру горцев российское проникновение наряду с позитивным (европейские знания, литература, школьная система, русский язык и др.) привнесло и разрушение духовных и морально-нравственных основ жизни. Несмотря на декларативную толерантность по отношению к инородцам, все же реальная политика царизма была направлена против ислама. В одном документе открыто провозглашалось, что «полное восстановление с ними дружественных отношений можно ожидать лишь когда крест будет воздвигнут над горами и долинами, когда мечети будут заменены храмами Спасителя. До тех пор наше правление на Кавказе может покоиться только на силе оружия». (История, география и этнография Дагестана XVIII-XIX вв. Архивные материалы. / Под ред. М.О. Косвена, Х.М. Хашаева. М., 1958. С. 362-368).

Одним из самых губительных новшеств стало распространение спиртных напитков. Еще в 1819 г. А. Ермолов, отмечая достоинства жителей Акуши «за их высокую мораль, добрый характер и работоспособность», все же писал, что «в народе следом за привычкой к водке появилось распутство». (Гаммер М. Шамиль. Мусульманское сопротивление царизму. Завоевание Чечни и Дагестана. М., 1998. С. 73).

Горцы не могли не знать, откуда исходит это зло. Атмосферу общественно-политического кризиса и морально-психологической подавленности, витавшую в воздухе, наиболее ярко и эмоционально выразил ученик Мухаммада ал-Яраги будущий имам Дагестана Гази-Мухаммад: «Как же можно жить в доме, где не имеет отдыха сердце, где власть Аллаха неприемлема? Где святой ислам отрицают, а крайний невежда выносит приговоры беспомощному человеку? Где презреннейший считается славным, а развратный – справедливым, где мусульманство превращено в невесть что? Где человек, отдающий приказ о совершении благодеяний, подозревается в том, что он портит, а запрет порицаемого исламом оказывается не имеющим силы?.. Я выражаю соболезнование горцам и другим в связи со страшной бедой, поразившей их головы, и говорю, что если вы не предпочтете покорность своему Господу, то да будьте рабами мучителей». (См.: Доного Х. Сверкающий газават. Имам Гази-Мухаммад. Махачкала, 2007. С. 160).

Центром притяжения всех тех, кто не желал смириться с существующим порядком, кто готов был вступить на нелегкую дорогу утверждения «власти Аллаха» и борьбы с завоевателями и поработителями, стал лезгинский аул Яраг, где в небольшом медресе учил и проповедовал мулла Мухаммад.

Этот величайший мыслитель и мусульманский ученый Северного Кавказа прошел сложный путь ¬духовного озарения: от кадия на службе у Кюринского владетеля Асланхана до глубоко раскаявшегося аскета-ученого, ставшего духовным наставником имамов и шейхов. Русские историки считали его «творцом нового учения и душой мюридизма» (Р.А. Фадеев), «ревностным распространителем грозного учения» (И.Н. Захарьин); мусульманский автор Хайдарбек Геничутлинский назвал его «источником божественных истин… светочем исламской религии». Сам Мухаммад Ярагский называл себя «жалким рабом Аллаха». (См.: Пашаева Ш.Ю. Мухаммад ал-Яраги и кавказский мюридизм. Махачкала, 2003. С. 255).

Мухаммад Ярагский обладал глубоким умом и незаурядным природным талантом, был крайне требовательным и суровым по отношению к себе, чем вызывал огромное уважение у горцев и восхищение у недругов. Один из русских авторов царского периода составил блестящий словесный портрет Ярагского шейха: «он был весьма замечательной наружности: высокого роста, с глазами, опухшими от бессонных ночей, проведенных в непрестанной молитве, и с короткою седою бородкою, окаймлявшею смуглое худощавое, но выразительное лицо. Кротость и добродушие в чертах обличали ученого аскета-муллу, звание которого обозначалось еще зеленою чалмою, такого же цвета архалуком и синею мантиею… с тех пор как он ослеп, он весь погрузился во внутреннее созерцание своего бытия». (Захарьин И.Н. Кавказ и его герои. Кн. 1. СПб., 1902. С. 357-358).

Квинтэссенцией его учения стала идея нравственного усовершенствования человека. При этом большое значение придается проблеме внутреннего осознания человеком своих грехов и раскаяния в них. Мухаммад Ярагский «реформу душ» начал с самого себя: «Я очень грешен перед Аллахом. До сих пор я не понимал ни воли Аллаха, ни предсказаний Его посланника Мухаммада. По милости Всевышнего только сейчас мне открылись глаза, и я, наконец, вижу, как подобно сверкающим алмазам проходит мимо меня источник вечной правды. Все мои прошлые деяния лежат на моей душе как тяжелое бремя грехов. Я потреблял плоды вашего поля, я обогащался за счет вашего добра, но священнослужителю не пристало брать и десятой доли, а судья должен судить только за вознаграждение, которое обещал ему Аллах. Я не соблюдал этих заповедей, и сейчас совесть обвиняет меня в грехах. Я хочу искупить свою вину, попросить прощения у Аллаха и у вас и вернуть вам все, что я брал ранее». (См.: Доного Х. Указ. соч. С. 25).

Проповедь, проникнутая самокритичностью, при большом стечении народа вызвала единодушную симпатию к шейху из Ярага. Для горцев, привыкших высоко ценить собственное достоинство и индивидуализм, такие искренние признания и раскаяния стали благодатным дождем, очищающим их души от грехов и пороков, от ржавчины зависти и эгоизма.

«Кто воистину стремится исполнить требования шариата, – отмечал в своей проповеди ал-Яраги, – тот должен отказаться от всех земных благ. Кто полностью посвятил свою жизнь вечному Аллаху, тот пройдет по тонкому, как лезвие ножа, мосту сират и войдет в рай, где его ждет вечное блаженство. Но пока на нас лежит чей-то гнет, будь то гнет верующих или неверных – все наши дела и мысли станут позором, ибо молитвы рабов не будут услышаны…». (Доного Х. Указ. соч. 25).

Шейх Мухаммад развернул кипучую деятельность по разъяснению основ ислама, критикуя пороки действительности, он указывал на путь спасения. Начал со своего аула Вини-Яраг, с искренних раскаяний до зажигающих речей. Вскоре круг мусульман, охваченных этой деятельностью, расширился за счет соседних селений. Идеи Ярагского быстро охватили Южный Дагестан. По выражению штабс-капитана Прушановского, «слух о мулле Магомете распространился по всему Дагестану, и со всех сторон дагестанцы начали стекаться в селение Яраг, дабы слышать и видеть муллу Магомета, принимали от него благословение, клялись следовать его учению, признавали мюршидом, а себя его мюридами». (Кавказский сборник. Т. XXIII. Тифлис, 1902. С. 7).
Военный историк В.А. Потто был более лаконичен: «Весть о новом учении и чудесном ораторе с быстротой электрического тока охватила собой все углы Дагестана и пронеслась оттуда в Чечню». (Потто В.А. Кавказская война. Т. 5. Ставрополь, 1994. С. 38).

К шейху Мухаммаду из Ярага потянулись представители разных народов и областей Восточного Кавказа. В широком распространении и разъяснении программы «обновления ислама» заметную роль сыграло собрание духовных деятелей и мусульманских ученых, состоявшееся в Яраге в 1825 г. Здесь были шейх Джамалуддин из Казикумуха, Хас-Мухаммад из Ширвана, Гаджи-Юсуф из Губдена, Хан-Мухаммад из Табасарана, Ших-Шабан из Бахнода, Курбан-Мухаммад из Ругуджи, Абдурахман из Согратля, Гази-Мухаммад и Шамиль из Гимры, Ташев-Хаджи из Эндери и Гази из Ичкерии. Двум последним принадлежит огромная роль в активизации исламского фактора в Чечне и распространении идей Мухаммада из Ярага. Его имя и идеи получили большую популярность среди чеченцев. Это подтверждается хотя бы тем, что его прозвище – ал-Яраги, данное по названию родного села, у чеченцев стало распространенным мужским именем.

Программа Ярагского была сверхактуальна, поэтому она способствовала консолидации разрозненных горских племен и обществ в единое целое и выработке общих идеологических установок. «В то время, как сверкающий круг российских штыков смыкался со всех сторон, влияние муллы Мухаммада ал-Яраги неуклонно росло год от года – неосязаемое, нематериальное, оно уверенно и молча проходило сквозь изгородь ощетинившейся стали, словно корабль-призрак сквозь встречные скалы или словно огонь на болоте, крадущийся против ветра. Движение двух концентрических стихий, материальной и духовной, происходило в одинаковом темпе, но в противоположных направлениях, и, когда со стороны казалось, что последняя искорка свободы Дагестана потухнет под сапогами царских солдат, священное пламя готово было вспыхнуть с новой силой и озарить страну во все стороны, до самых дальних границ». (Гаммер М. Указ. соч. С. 75-76; Доного Х. Указ. соч. С. 26).

За короткий период своей жизнедеятельности Мухаммад ал-Яраги при поддержке решительно настроенной когорты сторонников произвел эпохальную идеологическую революцию, результаты которой ощущаются до сих пор. Важнейшим итогом его деятельности явилось то, что он оживил религию, связав ее с реальным положением жизни горских народов, сделав веру движущей силой освободительного движения. Наставник имамов и шейхов Ярагский не только обновил застывшие идеи ислама в горах Северного Кавказа, но и зажег необычайно яркий свет веры в духовной жизни горцев – веры чистой и одухотворенной, такой, какой она была во времена Пророка Мухаммада (да благословит его Аллах и приветствует).

Журнал «Ахульго». 2010. № 11. – С. 32-35.