[опубликовано 26 Апреля 2009]

Доного Хаджи Мурад

Начиналась весна 1849 года в Дагестане. Кавказская война была в самом разгаре и нападения горцев на царские подразделения и укрепления становились «обычным делом» в Стране гор. Сводный дивизион Нижегородского полка (8-й и 10-й эс-кадроны), под командой майора Урюпина, вернулся в Темир-Хан-Шуру, где также ожидали набегов. Подобные набеги были обыденным явлением для края, но того, что случилось 14-го апреля 1849 года, никто не мог ожидать и предвидеть.

Это был отважный, в высшей степени смелый и дерзкий набег Хаджи-Мурата на Шуру, где были воздвигнуты валы, уставленные пушками, где жил князь М.З. Аргутинский-Долгоруков, и находилась штаб-квартира Апшеронского полка, одного из лучших полков на Кавказе. Апшеронцы никогда не были застигнуты врасплох, их часовые и теперь были на своих постах, а охотники-разведчики в поле. Но, несмотря на все это, Хаджи-Мурат ворвался в Шуру, и если отважный налет его не имел крайне тяжелых последствий для Апшеронского полка, то последний обязан был этим только счастливому случаю.

В темную апрельскую ночь пятьсот человек отборных мюридов, под личным предводительством Хаджи-Мурата и нанятым проводником, тихо подошли к Шуре со стороны Мусселим-аула. Триста человек из них остались на конях, а двести спешились, и поползли так, как умеют ползать только горцы – ни звука, ни шелеста. Охотники, скитавшиеся в поле, чутьем, что-то уловили, и дали сигнальный выстрел. На этот выстрел горцы ответи-ли залпом, уложили четырех охотников и, гикнув, разом, вскочили на бруствер. Часть их моментально была сбита штыками подоспевшего караула, но остальные свалили плетневую ограду и кинулись внутрь укрепления. Только тут они заметили, что проводник их, пользу-ясь минутной суматохой, изменил им и скрылся. Горцы очутились в Шуре, как в лесу.

«Броситься прямо в квартиры главных начальников, разбить армянский базар, и ускакать с добычей теперь было нельзя. Время надо было считать секундами. Барабаны уже били тревогу, и глухой шум показывал, что Шура поднимается на ноги. Путаясь в улицах, горцы увидели неподалеку от вала большое освещенное здание и кину-лись на него, полагая, что это дом полкового командира князя Орбелиани. Но это был госпиталь. Больные в страшном переполохе повскакали с коек и, сбившись в соседнюю комнату, успели забаррикадировать двери. Ломать их было некогда: барабанный бой, оглашавший Шуру, созывал войска, и горцы, расхватав только наскоро оловянную посуду, которую впопыхах приняли за серебряную, исчезли из Шуры тем же путем, каким появились. Сбежавшиеся батальоны успели захватить только хвост уходивших мюридов».

Суматошная ночь эта стоила апшеронцам 14-ти человек убитыми и ранеными. Но нельзя не сознаться, что Шура на этот раз отделалась дешево. Хаджи-Мурат не совсем ошибся в направлении: дом полкового командира стоял как раз напротив госпиталя, и светись в нем хотя какая-нибудь, лампадка, дело могло бы принять совсем иной оборот. Ворваться в дом полкового командира, как они ворвались в госпиталь, убить часового, двух-трех вестовых, схватить самого Орбелиани, и, вместо оловянной посуды, вынести полковые знамена, могло быть делом одной минуты. Если бы это удалось, то горцы успели бы скрыться со своими драгоценными трофеями прежде, чем подоспели бы сюда батальоны. Происшествие это произвело везде большое впечатление. Царь Николай Первый был недоволен и даже сделал замечание Аргутинскому.

В самом деле, если Темир-Хан-Шура, укрепленная и охраняемая сильным гарнизоном, могла пережить подобные критические минуты, то что же сказать о Чир-Юрте, запиравшемся на ночь одними рогатками, через которые свободно перепрыгивали даже гиены. Наместник Кавказа князь М.С. Воронцов хорошо понимал, однако, условия, при которых шла кавказская война, и писал царю, что при всей осторожности и бдительности войск, подобные случаи были и будут всегда неизбежны.

Если бы драгуны, в момент нападения Хаджи-Мурата, стояли в самой Шуре, они, может быть, и не успели бы отступить с такою ничтожною потерей; но драгуны находились в семи верстах от города, в Больших Казанищах, и прискакали поздно, когда Хаджи-Мурат был уже далеко. Аргутинский отменил преследование. Бесплодные погони и скачки за неприятелем, перед которым лежало столько же дорог, сколько было в партии всадников, Аргутинский считал не только бездельными, но даже вредными, укреплявшими горцев только в том убеждении, что их догнать невозможно.