[опубликовано 21 Апреля 2009]

Муртазалиев Ахмед

Среди поэтов Дагестана ХIХ века, чье творчество тесно было связано с борьбой народа за национальное освобождение, видное место занимает Хаджимухаммад ибн Абдурахман ас-Сугури (1812–?). Он родился в Дагестане в ауле Согратль в семье известного ученого-богослова, сподвижника имама Шамиля Абдурахмана-хаджи Сугури.

Первоначальное образование Хаджимухаммад получил у своего отца, в его знаменитом медресе, затем учился у знаменитых земляков – Шафи-хаджи, окончившего в Египте исламский университет Аль-Азхар, Махдимухаммеда (философия и логика) и «Шайтан» Абдулы (математика, астрономия). Во время Кавказской войны Хаджимухаммад был среди активных идеологов газавата. Все свое ораторское искусство, талант ученого и блестящее слово поэта он направлял на воодушевление и призыв народа на борьбу с врагом за свободу и независимость родины.
После окончания Кавказской войны Хаджимухаммад эмигрировал в Османскую империю. Здесь он пользовался большим авторитетом у представителей власти, был принят султаном Абдул-Хамидом.

Хаджимухаммад ас-Сугури был признанным и талантливым ученым-арабистом своего времени. Он в совершенстве владел классическим арабским языком, писал на нем поэтические произведения и философские трактаты. Кроме того, он свободно говорил и творил на турецком и персидском языках. Известный исследователь дагестанский арабоязычной литературы Мансур Гайдарбеков так характеризует поэтическое творчество Хаджимухаммада ас-Сугури: «При чтении его произведений сразу ощущается мощный прилив арабской классической литературы, глубокое знание грамматики, риторики и лексикологии. Сразу чувствуется плавный, свободный от церемоний, свой оригинальный стиль». (1)

Из богатого поэтического наследия поэта до нас целиком дошла лишь поэма «Век-давитель», написанная на арабском языке и опубликованная в Стамбуле в 1909 году. На русском языке поэма была напечатана впервые в 1941 году в подстрочном переводе с арабского А. М. Барабанова.

Поэма «Век-давитель» написана в жанре послания к другу-единомышленнику, с которым поэт делится своими сокровенными мыслями, чувствами, навеянными темой повествования. К такому жанру часто обращались писатели дагестанской диаспоры для выражения своего отношения к событиям, происходившим на исторической родине.

Предметом поэтического осмысления Хаджимухаммада является история и современная поэту обстановка в Дагестане, сложившаяся после его покорения Россией и установления здесь правления русской администрации, то есть после такого общенародного события в недавнем прошлом, каким явилась национально-освободительная война, продолжавшаяся несколько десятилетий.

Как отмечает Ч.С. Юсупова, «Век-давитель» как бы повторяет в стихах изложенную в известной хронике Мухаммада Тахира аль-Карахи историю борьбы горцев Северного Кавказа с царизмом. (2) С точки зрения описания, естественно, история представлена очень скупо, ибо поэма представляет собой не хронологическое изложение событий и фактов, а богатую эмоциональную картину этой истории. Она дана как переживание повествователя, в каждом слове, в каждом восклицании, и даже в каждой паузе которого раскрывается сложное, противоречивое душевное движение, вызванное конкретными историческими событиями.

Поэма начинается с описания трудных времен, наступивших в Дагестане после поражения горцев в тяжелой, изнурительной войне и приходом русских, которые установили правление христианского большинства и ведут себя в горном крае как хозяева. Этот период поэт называет временем многочисленных и тяжелых бедствий. Автор сетует на то, что судьба несправедлива к горцам, поражая их несчастиями и бедствиями.

Пришел к нам век-давитель и сок выжимает из бедствий
И пить нам дает чаши (с напитком) из ядов.
Пьяными от огорчений мы оказались,
Хотя до этого мы и не пили вина.
Пришло к нам господство неверных,
Победило и овладело местами нашего пребывания.
Из-за этого прихода к нам дни помрачились настолько,
Что от мрака день стал темнее ночи. (3)

Повествуя о трагической участи своей отчизны, поэт, между тем, тешит себя и своего визави воспоминаниями о славных страницах недавнего прошлого, когда горцы давали достойный отпор врагу:

И сколько на них прежде охотились бойцы газавата,
Так же, как на голубей охотятся соколы!
Сколько нападали на них, убивая внезапно,
Так же, как львы нападают на скот.

Особой болью в душе поэта отдается трагедия Гуниба, последнего оплота имама Шамиля и его сторонников. Казавшаяся неприступной, которую «не взяли бы и тысячу лет», эта естественная крепость покорена врагом не силою оружия, не в честном бою, а хитростью и коварством.

Поднялись (враги) на Гуниб только при помощи хитрости,
В то время, когда все люди находились (там) в беспечности.
И если бы не окружили их при помощи хитрости,
То не взяли бы боем и в тысячу лет.

Страдания поэта, его тяжелые думы и болезненные переживания по поводу наступивших тяжелых времен настолько велики, что из его уст вырывается трагический стон:

О, друг мой! Если б ты видел своими глазами то, что я излагаю,
То ты, без сомнения, завопил бы от горя.

Кажется, что у поэта не осталось больше сил вести повествование дальше: он высказался сполна, и его переживания, вызванные картинами покорения родины, характером и поведением завоевателя и последствиями наступивших тяжелых времен, выражены достаточно ясно и убедительно в глазах его друга.
Но здесь у автора, словно, открывается второе дыхание, и он, продолжая свой «самый удивительный из рассказов...», просит того, к кому адресовано его повествование, выслушать его внимательно.

Продолжение «рассказа», на наш взгляд, продиктовано пониманием поэта, что он не сказал главного: не дал оценки жизни и деятельности руководителей освободительной войны, главных защитников ислама, выразителей духа сопротивления горцев. В его глазах они несли основное бремя священной борьбы, олицетворяли лучшие черты характера народа – правду, свободу и благородство. И потому без такой оценки личностей имамов Газимухаммада, Гамзата и Шамиля данное повествование не будет объективным в той степени, в какой это нужно для истории и не произведет на слушателя такого впечатления, какого от него ждет сам поэт.

Характеризуя личности руководителей национально-освободительной войны и их деятельность, Хаджимухаммад оценивает их, прежде всего, как вождей-воинов, ведших за собой народ по пути утверждения, защиты и сохранения ислама.

Обращает на себя внимание стиль поэмы, в которой делается акцент не на этнической, а на религиозной доминанте народа. В лексическом арсенале автора отсутствуют слова типа: дагестанцы, горцы, Россия, русские, царь, свобода, независимость и пр. Вместо них он употребляет такие понятия, как благородные, правоверные, мусульмане, бойцы газавата, люди религии, павшие за веру, неверные, кафиры, ислам, шариат и пр.
Все это говорит о том, что Хаджимухаммад – адепт ислама, ученый-богослов – воспринимает объективную реальность и оценивает ее не с позиций представителя конкретного этнического социума, а с позиций правоверного мусульманина, члена мусульманской уммы.

Так, первого имама Дагестана Газимухаммада поэт характеризует как «имама ислама», который вел за собой народ по верному пути «утверждения шариата», человека справедливого и смелого, погибшего за веру как настоящий воин.

Вот уже возложили имамство с покорностью
На имама Газимухаммада.
Начал он с того, что заботливо повел народ
По верному пути утверждения шариата и обрядностей.
Он возвеличил религию в этих жилищах,
Он возвратил данный богом закон, до него устраненный...
Был он, несомненно, имамом ислама,
Он соблюдал истину ислама справедливо и точно...

Второй имам – Хамзат – достойно продолжает дело своего предшественника. Это опытный воин, предводитель мусульман – «халиф», «великий герой», который сражается «на верном пути джихада». Но имам Хамзат пал не на поле брани, его подло убили в соборной мечети во время молитвы, что, по мнению автора, послужило причиной раскола и раздора в обществе.

Сражался он на верном пути джихада.
Старание его было прекрасным среди всех людей.
Он – второй над этими жилищами
Из халифов и великих героев.
Братья несчастия пошли на убийство его,
Во время скопления народа в их соборной мечети...
Рассеялась в те дни совокупность общины
И была пролита кровь благородных.

После трагической гибели второго имама народ присягает на верность Шамилю – «герою, вождю». Поэт дает высокую оценку третьему имаму, которого характеризует как благоразумного, последовательного лидера народа в борьбе за веру и свободу. Отмечается осторожная политика Шамиля по объединению разрозненного народа, признанным руководителем которого он стал. Имам не только консолидировал народ, он также «вновь воссоздал, укрепил здание ислама».

Повествуя о ратных успехах и победах Шамиля и его сторонников, которых поэт называет не иначе, как «мусульмане», он восхищается ими и по достоинству оценивает их.
Поэтически воспевая победы и достижения Шамиля в борьбе и в политике, Хаджимухаммад не обходит стороной и причины, приведшие освободительную войну горцев к печальному итогу, к поражению. «Поэт-рационалист, – пишет Ч. С. Юсупова, – анализирует причины поражения и находит их в разложении самого руководства освободительного движения: коррупции, корыстолюбии, алчности, предательстве, обмане, распространившихся среди наибов Шамиля».(4)

Его обманули друзья его подлые,
А друг его оказался наиболее враждебным соперником...
Наибы его оказались наибами порока,
Подлинно они были бедствиями для народа.

Между тем поэт не оправдывает и имама Шамиля. Он обвиняет его в том, что слишком доверял своим наибам, и не прислушивался к голосу народа: Имам называл их верными управителями и потому делал вид,
Что не слышит жалоб тех, кому были причинены обиды.

В конце повествования Хаджимухаммад заявляет, что он не претендует на совершенство своего поэтического дарования, а лишь как очевидец свидетельствует о превратностях своего времени. Поэт, будучи уверенным, что его побежденный, растерянный и униженный народ заслужил более высокую награду, обращается к Аллаху с просьбой о даровании ему достойной человеческой жизни:

Этими стихами я не собираюсь претендовать
На поэзию, если бы даже обнаружил и слов чародейство,
Однако я свидетельствовал как очевидец о превратностях
Моего века и сообщил о делах до конца.
И если были порочными время и люди моего века,
А народ оказался приведшим в расстройство порядок,
То я вот – Хаджимухаммад Сугратли
Прошу у Аллаха хороший исход. 


1. Гайдарбеков М. Антология дагестанской поэзии на арабском языке // Рук. Фонд Института ИАЭ. Ф. 3. Оп. I.    Д. 3560, 3887.
2. Юсупова Ч. С. Дагестанская поэма. М.: Наука, 1989. С. 32.
3. Мухаммед-Тахир аль-Карахи. Блеск дагестанских сабель в некоторых шамилевских битвах. Ч. II. Махачкала, 1990.
4. Там же. С. 54.