[опубликовано 25 Декабря 2019]

Хаджи Мурад Доного

К 1836 году влияние Шамиля в горах Дагестана заметно возросло. Некоторые из обществ, не подчинявшихся имаму, тем не менее, просят российское командование о заключении мира с Шамилем.  Последний, ведя борьбу с переменным успехом и вынужденный маневрировать, письменно обращается сначала к генерал-майору К. фон Клюгенау, а затем к военно-окружному начальнику в Дагестане генерал-майору И.А. Реутту с предложением об условиях перемирия: «…Если вы намерены помириться, на что и я согласен, то заключайте общий и истинный мир так, чтобы в нем не было никакого обмана, а если вам угодно сражаться, отчего и мы не откажемся, то уведомляйте о том нас. Между нами и вами был прежде заключен мир, который вы нарушили вашими неоднократными выпадами в нашу сторону без всякой причины со стороны нашей»[1]. Однако генералитет имел приказ о недопустимости самостоятельных переговоров с Шамилем, поэтому все письма передавались командующему Отдельным Кавказским корпусом Г.В. Розену. Последний был непреклонен, заявив, что если Шамиль «действительно желает остаться покойным и дает слово не распространять своего шариата, то может обратиться с просьбою о даровании сей милости прямо к г[осподину] корпусному командиру или через генерала Реута и при том случае представить сына своего в аманаты в гор. Тифлис», где мальчику будет дано «приличное образование»[2].

Шамиль раздумывает над предложением. Возможно, это была политическая игра. В письме к Джамалу Чиркеевскому, влиятельному горцу, нередко выступавшему посредником в урегулировании отношений с русскими властями, Шамиль пишет: «Заключу мир с выдачей своего сына вам в аманаты, с тем, чтобы они [русские] не трогали меня и я их»[3]. Шамиль все еще надеется на порядочность противника и предлагает самое дорогое, что у него есть. Но в тот момент необходимости распроститься со своим наследником у имама не было. Разлука произойдет позже. А вот в событиях 1837 года аманатом стал Гамзат – племянник имама, сын его старшей сестры Патимат.

Летом 1837 года, осадив высокогорное селение Телетль, генерал К.К. Фезе обрушил артиллерийский огонь на истребление укреплений. Сочетая штурмы с действиями артиллерии, он добился некоторых успехов, заняв верхнюю часть аула, но и понес значительные потери. Огромное количество снарядов и ружейных патронов, взятое в экспедицию, иссякло, из 8 полевых орудий, 3 получили повреждения, остальные требовали исправления лафетов; из 10 горных единорогов* 2 пришли в негодность, а несколько зарядных ящиков сорвалось в пропасть. Самим войскам после двухмесячного постоянного движения по трудным гористым местам к Телетлю, после тяжелых работ для прокладки дорог по скалистым хребтам и кровавых боев, в которых они понесли существенные потери, необходим был хотя бы кратковременный отдых. Солдаты износили обувь и одежду, половина лошадей была перебита, полковой обоз для перевозки запасов погиб. «Провианта у нас уже почти не было, – вспоминал участник экспедиции, – а зарядов и того менее, взять же в один раз Телетль не было никакой возможности…»[4].

Непростое положение отряда в труднопроходимой местности, среди многочисленного народонаселения враждебно настроенного к русским, требовало от К.К. Фезе принятия срочных мер. Но и положение осажденных было нелегким. Артиллерийский обстрел нанес большой урон защитникам аула, а частые атаки пехоты выматывали горцев, запертых в селении. Защитники аула отчаянно защищались от атак русских, несколько раз они бросались в рукопашный бой на штурмующие колонны, а затем засели в укреплениях. В этот критический для обеих сторон момент Шамиль первым предложил переговоры. Видя новые приготовления к атаке и готовность русских довести штурм до конца, имам выслал парламентером своего доверенного мюрида Дауд-Хаджи. В русском лагере ударили отбой, огонь был прекращен, начались переговоры, хотя перестрелка в ауле еще не скоро прекратилась.

К вечеру 6 июля переговоры завершились. Шамиль, Ташев-Хаджи, Кебед-Мухаммад и карахские Абдурахман и Омарил-Мухаммад объявили о прекращении сопротивления, поставив на бумаге свои подписи (значит, был составлен какой-то документ!), и выдали трех аманатов. По договоренности Шамиль должен был выдать своего племянника Гамзата, а пока мальчик не прибыл на сцену военных действий, его место временно занял двоюродный брат имама. Помимо этого Шамиль отправил генералу К.К. Фезе письмо, где говорилось: «От Шамиля, Хаджи-Ташо, Кибида-Мухаммеда, Абд аль-Рахмана аль-Карахи, Мухаммеда Омар-оглу и других почтенных и ученых мужей Дагестана. Давая заложников Мухаммаду-Мирза Хану, мы заключаем мир с российским императором, который никто из нас не нарушит при условии, если ни одна из сторон не нанесет другой ни малейшего вреда. Если кто-либо нарушит свое обещание, это будет считаться изменой, а изменники несут на себе проклятие Бога и людей. Своим письмом мы ручаемся за точность и честность своих намерений»[5].

Текст письма не понравился генералу, в нем он не увидел покорности противника. Вызвав к себе Мухаммад-Мирзу Хана (на то время хан Гази-Кумухский и Кюринский), являвшегося посредником между ним и Шамилем, К.К. Фезе поручил ему следующее – имам должен переписать письмо так, чтобы его тон «более приличествовал бы сношениям русского генерала с предводителем скопища дикарей». Ведь докладывая начальству о проделанной «работе», генерал К.К. Фезе должен был представить отчет о своих переговорах и письмо, в котором он хотел выглядеть победителем.

Когда русский отряд на обратном пути проходил через куядинское ущелье, К.К. Фезе получил второе письмо от Шамиля, впрочем, мало чем отличавшееся от первого:

«Сие письмо – объяснение к заключенному между русским государством и Шамилем. Мир заключается выдачею в аманаты Мухаммад-Мирзе хану со стороны Шамиля двоюродного брата, пока прибудет его племянник, со стороны Кибит-Магомы – двоюродного брата, со стороны Абдурахмана Карахского – сына его для прочности мира, с тем, чтобы ни с какой стороны не было допущено никаких нарушений, наносящих другой какие-либо обиды. Изменник считается проклятым перед Богом и народом. Помянутые лица приведены к присяге в присутствии казикумухского Мирзы Закия и Идриса 6 июля в Телетли» [6].

Официальная имперская история пыталась представить это событие как сдачу Шамиля, не взятого в плен только из-за излишней доверчивости генерала, однако текст письма, как видно, говорит несколько о другом.

Принятие К.К. Фезе подобных писем, удостоверяющих заключение между Шамилем и царем, было политической ошибкой генерала, т.к. они официально закрепили за имамом в глазах горцев титул светского и духовного главы. По мнению же М. Гаммера, данная ситуация дала Шамилю «наглядный урок: чем он сильнее и ожесточеннее сопротивляется, тем скорее русские идут с ним на переговоры»[7].

Таким образом, русскому командованию были выданы: племянник Шамиля Гамзат (сын его сестры Патимат, отцом Гамзата был Али Мухаммад из с. Гимры) и сыновья Мирзы Телетлинского и Абдурахмана Карахского[8].  Аманаты были выданы с условием, что они будут находиться под покровительством Мухаммад-Мирзы Хана Гази-Кумухского.

Скорее всего, генерал К.К. Фезе все-таки понял свою оплошность в отношениях с Шамилем. Тем не менее, генерал докладывал командующему Отдельным Кавказским корпусом Г.В. Розену об удачном завершении экспедиции. Последний, в свою очередь, в отношении военному министру А.И. Чернышеву, признал экспедицию генерала К.К. Фезе удачной, в которой русское оружие «унизило изувера Шамиля и его главных сообщников в мнении самих дагестанцев, вынудило его принять покорность и выдать аманатов»[9].

На самом деле ситуация была не столь радостной. По заключению А.А. Вельяминова, умного и проницательного генерала, которого нельзя было «обольстить реляциями, как бы мастерски они не были написаны», поскольку он хорошо знал Кавказ, К.К. Фезе «потерял от изнурения всех лошадей отряда, где от нелепых распоряжений имел всеьма значительную потерю в людях; но как в донесениях своих лгал он безстыдно, то ему дали владимирскую звезду»[10]. 

Между тем, Шамиль, судя по письмам к К.К. Фезе, видимо, опасался, что русские нарушат свои обещания, и генерал скоро сам подтвердил подозрения имама. После телетлинских событий К.К. Фезе занимался обустройством дороги из Шуры к Хунзаху, доставляя туда нужные запасы, после чего обратился к Г.В. Розену с рапортом от 30 августа 1837 года, в котором в частности, говорилось: «Если бы Шамиль с того времени оставался совершенно спокойным и не вмешивался ни в какие дела, то и тогда мнение мое было бы теперь возвратить ему аманата, под каким-либо предлогом, дабы ему доказать, что мы не верим и не нуждаемся в его покорении; ибо пока он жив, и пока где либо в Кавказском или Закавказском крае останется хотя одна мухамеданская деревушка не покорившаяся, он не будет переставать тайно или открыто стараться распространять свой шариат… Но когда он теперь более или менее открыто действует против нас, то я нахожу, что не нужно прерывать с ним всякое сношение возвратом ему аманата, а напротив того, приобрели мы право поступить с оным, как нам угодно»[11].

До этого, 24 августа К.К. Фезе отправил к разным горским обществам свое воззвание, в котором отрицал, что в связи с признанием Шамиля имамом и правителем, русские власти взяли от него аманатом его племянника за них всех. К.К. Фезе требовал, чтобы каждое общество подчинилось и выдало своих заложников[12]. Данное воззвание К.К. Фезе через лазутчика послал и лично Шамилю. Не дожидаясь ответа от имама, генерал распорядился, чтобы Мухаммад-Мирза Хан отправил к нему аманата Шамиля, с тем, чтобы «не учинить что-либо над сим аманатом», а «постращать Шамиля и доказать ему, что мы поступаем решительно»[13].

Какова же была судьба выданных аманатов?

Гамзат, племянник имама Шамиля, был вывезен из Дагестана в крепость Грозную и временно содержался там, пока решался вопрос о его дальнейшей судьбе. Осенью 1837 года Николай I, возвращаясь после своей поездки по Кавказу и находясь 14 октября во Владикавказской крепости, по ознакомлению с произошедшими событиями в Дагестане, повелевает отправить племянника Шамиля в Санкт-Петербург на воспитание. Однако в какое именно учебное заведение не уточнялось. В связи с этим командир Отдельного Кавказского корпуса барон Г.В. Розен, 10 ноября того же года направляет письмо на имя Военного министра:

Командир Отдельного Кавказского корупуса

Г. Тифлис

10 ноября 1837 г.

№ 1143

Военному министру господину генерал-адъютанту и кавалеру графу Чернышеву

Государь Император во время пребывания во Владикавказской крепости 14 октября повелеть соизволил: взятого у Шамиля аманата Гамзат Али оглы отправить в Санкт-Петербург на воспитание. Вследствие сего покорнейше прошу Ваше сиятельство почтить меня уведомлением в какое именно заведение должно отправить упомянутого аманата.

Генерал-адъютант, барон Розен (подпись)[14].

После ознакомления с докладом, поданным ему Военным министром, царь выносит решение, которое граф А.И. Чернышев фиксирует на полях письма Г.В. Розена: «Высочайше повелено определить его ныне же в Александровский кадетский корпус. Москва.

25 ноября 1837 года»[15].

На следующий же день о решении императора граф А.И. Чернышев оповещает начальника всех кадетских корпусов Великого Князя Михаила Павловича (такое же оповещение отправляется на Кавказ барону Г.В. Розену, № 11998):

Министерство военное

Департамент военных поселений

Отделение по военно-учебным заведениям

Стол 1. В Москве

26 ноября 1837 г. № 11997

Его Императорскому Высочеству, Главному начальнику Пажеского, всех сухопутных кадетских корпусов и Дворянского полка

Государь Император Высочайше повелеть соизволил: взятого у Шамиля аманата Гамзат Али оглы, определить ныне же в Александровский кадетский корпус. О таковой Монаршей воле, доводя до сведения Вашего Императорского Высочества к зависящему распоряжению, имею честь присовокупить, что об отправлении упомянутого аманата в Александровский кадетский корпус с сим же вместе сообщено господину командиру Отдельного Кавказского корпуса.

Подписали: Военный министр граф Чернышев и скрепил Директор Клейнмихель[16].

Итак, вопрос об определении Гамзата в учебное заведение был решен. Мальчик должен был быть отправлен в столицу Российской империи, а оттуда – в Царское Село. Барон Г.В. Розен спешит оповестить Военного министра о предпринимаемх им мерах по доставке мальчика:  

«Милостивый государь граф Александр Иванович!

Во исполнение Высочайшей воли Его Императорского Величества, сообщенной мне Вашим сиятельством в отзыве 26 прошлого ноября № 11998, мною предписано Командующему Сунженскою линиею полковнику Пулло, находящегося в Грозной, аманата Гамзат Али оглы отправить в Ставрополь, а генерал-лейтенанту Вельяминову распорядиться о дальнейшем отправлении его по назначению в Александровский кадетский корпус.

О сем уведомляя Ваше сиятельство с истинным почтением и совершенною преданностью честь имею быть.

Вашего сиятельства покорнейший слуга барон Розен.

№ 77. 19 января 1838 г. г. Тифлис»[17].

К этому времени барон Г.В. Розен официально уже не командовал Отдельным Кавказским корпусом. В связи с известным скандалом, касавшимся его зятя князя Дадиани, Г.В. Розен 30 ноября 1837 года был уволен с должности командира по собственному прошению, но фактически временно продолжал управлять краем до прибытия нового командира корпуса, генерал-лейтенанта Е.А. Головина. Таким образом, Гамзат в сопровождении полковника А.П. Пулло, прибыл в Ставропль, а оттуда стараниями генерала А.А. Вельяминова – отправлен в Царское Село, где располагался Александровский кадетский корпус. По достижению 10-летнего возраста Гамзат был переведен во 2-й кадетский корпус в Санкт-Петербург.

Когда в 1846 году, окончив кадетский корпус, корнет Гамзат-Али-Оглы готовился отбыть к месту постоянной офицерской службы, генерал К.К. Фезе, обратился к П.Н. Игнатьеву, дежурному генералу главного штаба Его Императорского Величества (бывшему директору пажеского корпуса), с предложением об исходатайствовании перед Военным министром некоторых привилегий для Гамзата:

«Его Превосходительству Павлу Николаевичу Игнатьеву.

В числе воспитанников 2-го Кадетского корпуса, произведенных в 1-й офицерский чин, находится племянник Шамиля Гамзат-Али-Оглы, выданный мне в аманаты в 1837 году, который по лично отданном мне Государем Императором повелении, во время бытности Его Величества во Владикавказе, был отправлен мною в Санкт-Петербург.

Если окажется уместным, чтобы этот молодой человек, о коем бывшие его начальники отзываются самым выгодным образом, имел бы некоторое преимущество пред прочими молодыми горцами, то, может, стоит, Ваше Превосходительство, удостоить его Вашим ...благоволейным вниманием, исходатайствуя ему у Его Сиятельства Господина Военного Министра какое-либо особенное вспомоществование или улучшенное содержание.

23 августа 1846 года. С.-Петербург»[18].

Вскоре генералу К.К. Фези был отправлен ответ:

«Милостивый Государь Карп Карпович. О ходатайстве вашем я докладывал Господину Военному министру…

Князь Александр Иванович [Чернышев], выслушав этот доклад, изволил отозваться, что означенным офицерам предоставлены уже, по положению, значительные преимущества пред русскими офицерами и что за сим Его сиятельство считает не удобным испрашивать Высочайшего разрешения о присвоении корнету Гамзату-Али-Оглы особого содержания…»[19].  

К.К. Фезе, видимо, предполагал, что внимательное отношение к племяннику Шамиля, впоследствии окажется полезным для командования в кавказской политике. Генерал не сбрасывал со счета тот факт, что в любой момент возможно возвращение Гамзата в стан противника при обмене или при каких-либо других обстоятельствах, что на самом деле и произошло чуть позднее.

Что касается двух других аманатов, то Мухаммад-Мирза Хан Гази-Кумухский держал их у себя, а через некоторе время, как отмечает летописец ал-Карахи, отправил их к куллабцам и бацадинцам*, «а сам сделал вид, якобы они сами тайно убежали от него»[20]. Таким образом, Гази-Кумухский хан, следуя неким внутренним убеждениям, постарался вернуть аманатов родителям, за что ал-Карахи в своей хронике просил Всевышнего воздать ему за этот поступок. 

Из книги: Доного Хаджи Мурад. Аманат Кавказской войны. - Махачкала, 2019 г.

[1] РГВИА. Ф. 205. Оп. 1. Д. 87. Л. 11. Перевод с араб, яз., современный оригиналу.

[2] Движение горцев Северо-восточного Кавказа в 20-50 гг.  XIX в. (далее ДГСВК). Сборник документов. Махачкала, 1959. С. 150-151.

[3] РГВИА. Ф. 205. Оп. 1. Д. 87. Л. 6. Перевод с араб, яз., современный оригиналу.

* Единорог – русское гладкоствольное артиллерийское орудие, изобретён в 1757 году; на вооружение поставлен графом П.И. Шуваловым. Своим названием орудие обязано фамильному шуваловскому гербу, изображению фантастического зверя-единорога. Применялись в русской артиллерии в качестве осадных, полевых, конных и горных орудий.

[4] Костенецкий Я. Записки об Аварской экспедиции на Кавказе 1837 года. Махачкала, 2011. С. 141.

[5] Юров А. Три года на Кавказе 1837-1839 // Кавказский сборник. 1884.  Т. VIII. Приложение 1.

[6] РФ ИИАЭ ДНЦ РАН. Ф. 1. Оп. 1.Д. 363. Л. 123. Перевод с араб. яз., современный оригиналу.

[7] Гаммер М. Шамиль. Мусульманское сопротивление царизму. Завоевание Чечни и Дагестана. М.: КРОН-ПРЕСС, 1998. С. 135.

[8] Хроника Мухаммеда Тахира ал-Карахи о дагестанских войнах в период Шамиля … С. 88.

[9] РГВИА. Ф. ВУА. Д. 6325. Лл. 187-189. Подлинник.

[10] Из письма А. Вельяминова к А.Ермолову от 10.01.1838 г. в кн.: Вейденбаум Е. Кавказские этюды. Тифлис, 1901. С. 286; см. также: Костенецкий И. Записки об Аварской экспедиции на Кавказе 1837 года. СПб., 1851.  С. 96.

[11] Акты, собранные Кавказской Археографической комиссией (далее АКАК): [В 12-ти т.] / Арх. гл. упр. наместника Кавк.; Под общ. ред. А. Д. Берже. Тифлис: Тип. гл. упр. Наместника Кавк., 1866-1904. Т. 8: [1831-1837] / Под ред. А. Д. Берже. 1881. С. 618.

[12] Там же. С. 617.

[13] Там же. С. 618.

[14] РГВИА. Ф. 405. Оп. 5. Д. 1450. Л. 1.

[15] Там же.

[16] Там же. Л. 2.

[17] Там же. Л. 4. Автограф.

[18] РГВИА. Ф. 395. Оп. 101. Д. 208; Алиханов Максуд. В горах Дагестана. Путевые впечатления и рассказы горцев. Составитель и автор комментариев Р.Н. Иванов. Махачкала, Издательский Дом «Эпоха», 2005. С.405-408. Под подписью Фези следовала приписка: «Воспитанники из Горцев, при производстве в офицеры сверх вспомоществования, назначаемого при выпуске из Военно-Учебных заведений, получают в пособие годовой оклад жалования. Деньги эти отсылаются на покупку необходимых для них вещей к полковым командирам. На службе производится им двойной оклад корнетского жалованья до тех пор, пока достигнут чинов, коим оклад жалования присвоен равный или больший против двойного корнетского жалования. Они сперва прикомандировываются к кавалерийским полкам, потом по испытании, зачисляются в оные. При этом зачислении выдается им в пособие на обмундирование третье жалование. 24 августа 1846 года».

[19] Там же.

* Жители селений Куллаб и Бацада нынешнего Гунибского района в Дагестане.

[20] Хроника Мухаммеда Тахира ал-Карахи… С. 89.