[опубликовано 29 Июня 2019]

Владимир Толстой

Толстой Владимир Сергеевич (1806-1888), участник событий в Кавказской войне, один из первых декабристов переведенных рядовым на Кавказ. Дальнейшему служебному продвижению, хотя и медленному, способствовало родство с Е.А. Головиным, в то время главнокомандующим на Кавказе. Закончил карьеру в 1856 г. чиновником особых поручений при кавказском наместнике М.С.Воронцове. Составленная характеристика генерала П.Х. Граббе весьма пристрастна, но ценна тем, что выражает мнение очевидца. При публикации орфография, имена, термины и географические наименования подлинника сохранены.

По смерти Алексея Александровича Вельяминова в Ставрополь был назначен Командующий войсками на Кавказской линии и в Черномории и начальником Ставропольской области Генерал Лейтенант Граббе.

Он был сын лютеранского пастора прибалтийскаго края. Мне ничего не известно о его воспитании, на службу же он поступил в Гвардейскую Конную Артиллерию[1]. Высокаго роста, стройный самой нарядной наружности от природы наделенный пышным красноречием, в обществе смелый до дерзости, он с первых офицерских чинах стал в положение на которое ему не давало право ни его воспитание, ни образование, ни происхождение.

Пред самым разрывом Отечественной войны, не знаю по какому случаю[2] Граббе находился за границею где у него завелась связь с Великою Княгинею разставшеюся со своим мужем Константином Павловичем[3], но вынужденный возвратиться в Россию к своей части по случаю предстоящей войны, в то время что въезд в наши пределы уже представлял не малыи затруднении, он ловко совершил переезд, и в Петербург привез рекомендательное письмо от своей Вяликой Княгини к вдовствующей Императрицы Марии Федоровны[4].

В 12-ом году Граббе состоял адъютантом Начальника Штаба «1» Армии А. П. Ермолова[5].

По заключения Мира Граббе встречается командиром - кажется - Елизаветградскаго полка[6], где имел скандальную историю с обществом офицеров: но в царствование Александра Павловича подобныи случаи скрывались, с целью избегнуть необходимость признать начальника виновным[7].

При восшествии на престол Николая «I» Граббе был замешен в южном политическом тайном обществе, и привезен в Петербург где посажен в Петропавловскую крепость, в которой просидел несколько месяцев: но оказалось что он только смутно знал о существование общества, а участия его в нем не могли доказать, сверх того в следственной комиссии он говорил резко смело, даже раз временщик Чернышев сказал ему дерзость; Граббе засвидетельствовал всем присутствием что пока полковник не осужден, закон не дозволяет с ним такое обращение, по осуждение же виновнаго обращение зависит от личных свойств и степень чувств честности таго который в положение оскорблять, пользуясь своею безнаказанностью. Это столкновение имело последствием обратить обе поименованныи Личности в непримиримыи заклятыи враги.

Когда Граббе выпустили из крепости, возвращаясь к своему полку расположенном в Харьковской губернии, у него что то сломалось в экипаже и он остановился в крестьянской хате имения Скоропатских, - потомков Запорожскаго Гетмана, - послал просить помещицу дозволить своим мастеровым починить его экипаж. Госпожа Скоропатская пригласила Граббе переехать в ее дом; где и приняла его самым радушным образом. Починка экипажа продолжалась несколько дней в которыи Граббе заметил, что младшая дочь Скоропатской находится в загоне у матери и послана на Господскую кухню, девушка понравилась Граббе; он просил ее руку у Матери и тут же обвенчался: но она не долго прожила за мужем и оставила Граббе вдовцом[8].

После Турецкой войны «1829-го» года Граббе остался при войсках занимавших Молдавию под начальством Графа Киселева.

Главная квартира находилась в Бухаресте, оживленным безпрерывными блестящими праздниками и балами на которых царила дочь Молдавана Медика, по которой вся молодежь с ума сходила и эта Катинька - каторой фамилии не помню была предметом общаго волокитства. Должно быть ее отцу это надоело, и прекрасный вечер разнесся слух: что Катиньку венчают в церкви с каким-то стариком Молдаваном. Катинька переступив парог своего навязаннаго мужа прямо отправилась в спальную где и заперлась, не подаваясь никаким прозьбам и увящеваниям отпереть замок, и на разсвете подожгла комнату, посредству постельных гардин спустилась в окно и бежала к своему отцу. То же утро Граббе отправился к Бухарестскому Архиеру, убедил его расторгнуть насильственный брак Катиньки, и вечером с нею обвенчался и она стала Екатерина Евстафьевна Граббе. Она была малаго роста, черноволоса, смугла, с чертами встречаемыми на Античных Греческих Камеях[9].

В Ставрополье Екатерина Евстафьевна, в последствие родов, от прилива молока к мозгу, помешалась, позднее изменила своему мужу, для прекрасного молодого человека Глебова[10], - пожее убитаго состоя адъютантом князя Воронцова - и в следствие этой измены сам Граббе сделался всеобщим посмешищем по целым ночам ходя по тротуару под окнами спальни своей жены в длинном плаще с красным воротником, скрывая пару заряженных пистолетов.

Трагиски кончила Екатерина Евстафьевна. Блестящая карьера Граббе при Императоре Николае «1-м» прервалась и он без назначения со всем многочисленным семейством удалился в свою деревню полученную от Скоропатскаго как долю его первой жены. Раз за вечерним чаем Екатерина Евстафьевна встав поцеловала мужа, патом по очередно своих детей, которых благословила, и удалилась в свои покои: вскоре послышался пистолетный выстрел, кинулись по направлению его звука, и застали труп самоубийцы.

Генерал Граббе слыл не стерпимым подчиненным что он и доказал на Кавказе, куда он прибыл Генерал Лейтенантом: под непосредством начальства Командира Отдельного Кавказскаго корпуса.

По Гражданской части, в звание начальника Ставропольской области Граббе оказался невозможным, допустив неслыханныи злоупотреблении и целый калос безпорядков.

Как командующий войсками он по хозяйственной части - тут очень сложной в особенности относительно Линейнаго казачьяго войска - Граббе выказал отсутствие всяких малейших понятий. В военном деле - быть может <...> совершеннаго без понятия Горной войны - генерал Граббе оказался не только бездарным и без соображении военоначальником но еще весьма вредный по его несоображениям относительно сбережения войск и всюду, где он лично начальствовал, войска несли не слыханныи, на Кавказе, потери совершенно без малейшей пользы.

Надменен в мелочах Граббе по свойству был не проходимо ленив по природе обработанной плохим воспитанием и слабым образованием, он проводил жизнь в совершенном far niente (Праздность (пер. с ит.).), мастерски загрибая жар чужими руками безсовестно шарлатаня, и чрез это его управление отличалось наглым лихоимством и вопиющими злоупотреблениями его подчиненных. К тому же стечение обстоятельств сложилось благоприятно для природной лени Граббе.

При назначении Граббе на Кавказ ему назначили Начальником Штаба Флигель Адъютанта полковника Генерального Штаба некто Траскина[11], катораго прохождение службы - рисующия порядки таго времяни - внушало Граббе что Траскин приставлен к нему Шпионом, по сему он предоставил всю хозяйственную часть, подряды и расходы немаловажных сум каторыми Траскин широко пользовался.

Военный Министр, выскачка Князь Чернышев - в лексиконе Бусета обозначенный «Aventurier Râpè» (Тертый авантюрист (пер. с фр.).) - был вторым браком женат на девице Графине Зотовой, по матери внучка Князя Куракина отца бобочных семейств Боронов Вревских и Сердобинов: одна из девиц[12] этих семейств жила у своей ближайшей родственницы Княгини Чернышевой и ее соблазнил Князь Чернышев, чрез что оказалось необходимо ее выдать замуж, для чего и выбрали Траскина отличавшегося единственно своим безобразием лица и уродливою тушностью[13].

Очень скоро после свадьбы Траскина умерла при родах и Траскин вдовец обчелся в своих расчетах, лишившись покровительства всесильного временщика Чернышева[14].

При дворе затеяли маскарод для катораго приготовлялся Китайской Кадриль. Для этой кадрили в числе прочих избрали уродливаго Траскина, каторой после репетиции во дворце, в Китайском наряде, в полутемном коридоре встретил, чем то взбешенаго Князя Орлова[15], пред которым вздумал буфонить и задержал придворнаго Бок Малога каторый своею богатырскою дланью отвесил могучую пощечину широкорылому Траскину! но после узнав, что этот ряженой Китаец полковник Генеральнаго Штаба сделался его покровителем.

В день Маскарада Траскин заключил свое буфонство в Кадрили упавши на спину своего агромнаго туловища так что паркет затресся и тем возбудил неистовой хохот всем присутствующих, в особенности Императора Николая «1», чем К. А. Ф. Орлов воспользовался для предоставления Траскину звание флигель Адъютанта.

У Граббе была страсть рисоваться, и например к разводу или параду, на площадь против занимаемого им дома, он выходил держа за руки своих обоих сыновей одетых в пажеских шинелях, и постоянно пользовался всяким случаем выказывать напускную важность и торжественность, почему на Кавказе в войсках его прозвали «Каратаган» по имяни славнаго актера Петербургскаго театра[16]. Дар красноречия у Граббе был развит до высшей степени, прекрасное лицо его прелестно оживлялось, синии глаза блестели, благозвучный голос принимал прекрасную интонацию и слушатель до того очаровывался, что не было возможности логически разбирать высказываемое им. Это был в полном смысле трибун увлекающий Араву, никогда не разбирающая высказываемое ей; и как трибун Граббе увлекался и доходил до абсурда; это то разочеровывало Императора Николая на его счет[17].

Зимою Граббе поехал в Петербург под влиянием чара причиненнаго в Северном Дагестане летом 1839-го года Ахулговской Кампании, самым витийским образом описанной в вымышленных военных реляциях.

Однажды на вечернем чае у Императрицы на который был приглашен Граббе, поднесший Ея Величеству, ребенка девочку пленную <из> Ахулго, дочь Журхая однаго из Наибов Шамиля, которая была крещена при восприемниках Ея Величества и Граббе, к чаю пришел Император Николай, обратившийся к Граббе разговором о предполагаемых военных дейст<в>иях на предстоящее лето. Граббе увлекся своим красноречием и до того очаровал Императора что получил приказание на утро привести все вышесказанное им изложенное в записке. Приехав дамой Граббе с одной стороны, под влиянием сего гения в которое вовлекло его красноречие, с другой стороны не видя возможности противуречить словам очаровавших Царя составил записку проэкта военных действий за Тереком на предстоящее лето. Государь утвердив этот проэкт приказал Военному Министру отправить его Корпусному командиру Головину[18] с повелением предоставить Граббе все нужныи военныи средства Кавказскаго Корпуса. Этот проэкт был замечателен по пышному красноречию его изложения, но не выдерживал внимательного обсуждения. В нем были одни хвастливые выражения как напр. разбив наголову неприятеля в такой то местности, занять его неприступную твердыню или, - для обеспечения безопасности такой то нашей границы, составить летучий отряд! - но из каких войск и в какой численности, не поминалось, так что вероятно не достало бы всего Кавказскаго Корпуса если всем раздробленным отрядам придали бы надлежащую численную силу; об продовольствие, парков, перевозочных средствах, госпиталях и мест расположения всего этаго не упоминалось ни единаго слова. Вообще этот военный проэкт был еще нелепее и без смысленнее чем пресловутыи «20» отрядов Паскевича имевшие окончательно покорить Кавказ. По получение этаго проэкта уже Высочайше утвержденнаго Головин, по соображениям Генеральнаго Штаба тот же час распорядился передвижением войск расположенных в Закавказие и парков имеющих участвовать в военных действиях порученных Граббе. О продовольствие Корпусному Командиру <не> заботиться по тому что он только утверждал торги на поставку провианта и фуража потребных для войск расположенных на Кавказской линии, предоставляя Командующему войсками на Кавказской Линии распределять их по соображении военных обстоятельств.

Вечной Военный Министр Чернышев прибыл на Кавказ по особому Высочайшему поручению, оставя управление Военнаго Министерства Дежурному Генералу Графу Клейнмихелю[19]. Раз ночью прибыл к Корпусному Командиру курьер от Граббе. Головин меня потребовал, дал прочесть донесение Граббе, в котором извещал что не имея ни провианта ни сухарей он не в состояние исполнять Высочайше утвержденный проэкт Экспедиции почему находится вынужденным войска предназначенныи для похода <расположить> по внутренним нашим селениям, для продовольствия[20], о чем вместе с сим курьером он доносит в Анапу Князю Чернышеву и в Петербург Графу Клейнмихелю. Головин дал мне предписание, с неопределенными самыми широкими полномочиями, дабы непременно немедленно доставить провиант и сухари в полном количестве для предстоящего похода Граббе и туже ночь отправил меня на Кавказскую линию. На линии я застал что целый месяц провиант совершенно без надобности перевозился в зад и в перед по магазейнам, так что оказывалось сумы израсходованныи на эти передвижении, только питали жадное лихоимство Начальника Штаба Траскина и неизвестно где имянно находится сам провиант. Не смотря на эту путаницу я быстро его разыскал и в силу данных мне полномочий, заключил подряды на перевозку его спешно к месту сбора Войск, где устроил земе<ль>ныи печи для обращения муки в хлебы, а последнии в сухари, двумя вытребованными батальонами, и так как источил прочии провиантскии магазины над Терскии, то помчался в Астрахань для ускорения перевозки провианта в истощенные Магазейны, которыи постоянно пополнялись провиантом доставляемом Волгою чрез Астраханской Царевой Магазейн Кавказскаго вождения.

Из Астрахани я прибыл в место сбора отряда где представился Граббе и вручил ему донесение в котором подробно описал что имеется на месте сбора, продовольствие всего отряда на шесть месяцев. Утром дня в которой я прибыл выехал из отряда Кн. Чернышев, приказавши с курьером ему донести или получатся какии либо сведении от меня; поэтому ему отослали подлинной мой отчет. Когда я откланивался Граббе он грустен до истомы сказал мне: «Вы удивительно как распорядились, это просто невероятно, не постижимо, но меня окончательно погубили!» Действительно Граббе уже не имел возможности откладывать своего выступления с отрядом! Он это исполнил но несколько дней спустя вернулся из Ичкиринских дебрей сохранно, как не бывало на Кавказе, разбитый на голову с огромными потерями[21].

Настал конец особаго благоволения Императора Николая к Граббе.

Император Александр Николаевич очаровался даром слова Граббе и он опять удостоился Царского благоволения.

Полководцем Граббе нигде не мог быть а кроме России где не личныи достоинства, а совершенно иныи частныи влиянии возвышают людей.

Во первых Граббе в своих соображениях о военных действиях не имел и призрака усмотрительности, осторожности и постоянно соображался своими фантазиями которыи постоянно расщитывал что они осуществятся, и это почти никогда не случалось.

Во вторых в неудачах Граббе совершенно терялся и продолжительное время оставался окончательно не способен к какому-либо соображению. Например: по взятии укрепленнаго Ахулго, стоившим нашим Геройским Кавказским войскам столько потерь и столь долго длившейся осады[22], потому что Граббе вел дело на пролом и только под конец: когда прибегли к хитрости и внушениям, удачно окончилось разгромом твердыни, предпринято было занять и наказать пребальшаго, богатаго и превлиятельнаго в горах Аула «Чиркей», не смотря на все предостережении о каких то темных заговоров жителей, отряд выступил утром из Темир Хан Шуры и шел безо всякой предосторожности как бы мог следовать в наших пределах.

На привале явился преданный мне чиркеевец «Биакай»[23] с известием что чиркеевскии заговорщики, условились допустить наш отряд до ворот своей каменной высокой и толстой стены, и тут напасть со всех сторон.

Чиркей состоял из узких улиц пролегающих меж высоки<ми> каменными оградами дворов в которых стояли большии каменныи двухэтажныи дома. К аулу вела узкая извилистая дорога более версты протяжения с обоих сторон окаймленная валяжными каменными высокими стенами, составляющии ограды роскошных чаркеевских фруктовых садов и виноградников. Эта дорога оканчивалась мостом чрез бешеный пенистый поток Сулака.

Граббе на бурке уселся над мостом, и приказал авангарду двинуться с песельниками. Ширванской полк с песенниками вперед запелся: «унеси ты наше горе, быстро реченька бежит» и скрылись в дефилей дороги. Горные единороги[24] авангарда, с увязанными на них мешками овса и китками сена только что въехали на мост, как послышался ружейный залп, со стен Чиркея и из за садовых стен показалась толпа авангарда опрометью бежавшая к мосту, кто потеряв шапки, кто амуницию, кто самое оружие, и за ними толпа чиркеевцев рубящия наших беглецов, хотя адъютанты Граббе кинулись рубить веревки перевязывающие фураж навьюченный на горных единорогах но не успели обратить эти орудии, которыи неприятель отбил и увез в свой аул. Граббе совершенно потерялся и удалился куда глаза глядят как помешенный, сняв шапку и рукою потирая лоб; я за ним следовал как его тень опасаясь чтобы с ним чего не случилось и усиливался вызвать его к памяти и к распоряжениям тем более что подошедшая колона безо всякого распоряжения по инстинкту этих столь боевых и славных войск завязала горячую перестрелку с неприятелем.

В оправдание Ширванскаго полка должно пояснить, что перед этим на одном не удавшемся Штурма Ахульго, этот полк в несколько минут, а кроме полковых казначея и квартирмейстера, потерял от полкового Командира до младшаго офицера, всех фельдфебелей, большею частью капральных унтер офицеров и агромное число рядовых, так что убыль штаб и обер офицеров и отчасти унтер офицеров комплектовали из других полков личностями не знающии своих новых частей и им неизвестных[25].

Впячатление оставившее по себе в Петербурге сделало то что это страмное Чиркеевское дело ни мало не уронило Граббе: быть может и навранная реляция, которую я не видел, тоже представило позорное дело под Чиркеем блистательною победой.

Но если Граббе не был военачальником то оказался еще худшим администратором. Но в обществе, в салоне, в кабинете, во всякой беседе он имел дар редкого очарователя, его речь составленная из избранных приличных и благозвучных слов постоянно выражала рыцарскии, благородныи, высоко нравственныи, честныи чувства, просто очаровывала и отуманивала слушателя. Поэтому естественно лица от которых зависела судьба Граббе, или знавшие его по его красноречию не могли разгадать что это было единственно роль разыгрываемая искуснейшим актером.

Все сдесь сказанное о вреде причиненном на Кавказе управлением Граббе подтверждается всеми событиями воспоследовавшими при его приемнике при котором наши крепости с артиллериею брались неприятелем на копие и гарнизоны их избивались; наконец все бывшии замиреныи туземцы, отложась переходили в неприятельские ряды <…>.

Без сомнения если ново назначенный Корпусной Командир «Нейдгард»[26] соответствовал своему назначению и имел б военныи соображении, а главное умел бы внушать подчиненным исполнять свои обязанности, а приемник Граббе был бы военный а не парадный Генерал умевший командовать, то все таки избегли весь позор, столь правдиво описанный Бароном Торнау[27] во 2-й части Русскаго Архива за 1881-й год, и Князь Аргутинской[28] не заменил бы свой долг своими армянскими разщетами, сумасбродный храбрец «Клюке-фон-Клюгенау»[29] был бы употреблен соответственно его способностям, «Пасек»[30] не дерзал бы своевольничать столь нагло, а Гурко[31] сумел бы быть начальником и не подражал бы пошлостям своих подчиненных.

Толстой В. С. Характеристики русских генералов на Кавказе // Российский архив, Том VII. М. Российский фонд культуры.  Студия «Тритэ» Никиты Михалкова «Российский архив». 1996.

[1] «Из дворян сын титулярного советника лютеранского закона» (РГВИА. Ф. 489. Оп. 1. Д. 1003. Л. 7 об.). Воспитывался в 1-м кадетском корпусе, из которого был выпущен подпоручиком в 1805 г. во 2-й артиллерийский полк. В гвардейскую конную артиллерию переведен 14 мая 1812 г.

[2] С 1810 по 1812 г. Граббе находился по приказу М.Б. Барклая де Толли как военный агент в российском посольстве при Баварском королевстве для сбора разведывательной информации.

[3] В своих записках Граббе утверждал, что в Кобурге Великая Княгиня Анна Федоровна не приняла его по причине болезни (см.: Из памятных записок графа Павла Христофоровича Граббе // Русский архив. 1873. Кн. 1. Стб. 419-420).

[4] Граббе вернулся в Россию в апреле 1812 г. и привез Императору Александру I письма от его родственников из Германии, но этот факт вряд ли оказал серьезное влияние на дальнейшую карьеру этого офицера. Командование в лице Барклая де Толли по достоинству в первую очередь оценило собранные им разведывательные данные.

[5] Официально он был назначен адъютантом к Барклаю де Толли.

[6] В 1817-1822 гг. Граббе командовал Лубенским гусарским полком.

[7] Граббе «не дозволил офицерам ехать верхом перед инспектором, который это потребовал, как экзамена» (Воспоминание Матвея Матвеевича Муромцева // Русский архив. 1890. № 3. С. 391). 4 марта 1822 г. он был отставлен «за явное несоблюдение порядка военной службы», но в 1823 г. принят вновь (см.: Мироненко С. В. Декабристы. М. 1988. С. 58).

[8] Первой женой Граббе была Вера Михайловна Скоропадская (1801-1828).

[9] Большинство мемуаристов дают такие же характеристики второй жены Граббе - Екатерины Евстафьевны Ролле, дочери иностранца, доктора медицины.

[10] Глебов Михаил Павлович (1819-1847), друг и секундант М. Ю. Лермонтова на последней дуэли. «Молодой, красивый, до конца моложавый, как отрок» (Русская старина. 1873. Т. 7. № 3. С. 386-387). Служил офицером на Кавказе. В 1843 г. попал на полтора месяца в плен к горцам (деньги на выкуп собирали офицеры гвардии). Убит при осаде аула Салты 28 июня 1847 г.

[11] Траскин Александр Семенович (1803-1855), генерал-майор. Участник русско-турецкой войны 1828-1829 гг. С 1830 г. - в Генеральном Штабе, с 1837 г. стал исполнять обязанности начальника штаба войск Кавказской линии и Черномории, в 1839 г. был утвержден в этой должности. В генерал-майоры произведен в 1842 г. С 1846 г. состоял на гражданской службе, умер в чине тайного советника.

[12] Урожденная Вревская, побочная дочь князя А. Б. Куракина. Третья жена Чернышева, урожденная графиня Зотова Елизавета Николаевна, приходилась ей родственницей со стороны князя Куракина.

[13] Для офицеров Кавказского корпуса его фигура являлась предметом насмешек. Вот что писал о тучности Траскина в своих воспоминаниях К. Х. Мамацев: «...в нем было около десяти пудов весу: не знали, на какую лошадь его посадить... Кроме того, полковник Траскин, изнеженный до невероятности, не мог поместиться в обыкновенной палатке, для него везли огромную калмыцкую кибитку на нескольких повозках... еще молодой человек ...только мог заявить себя тем, что он съедал чуть ли не целого теленка в обед...» (ИРЛИ. Ф. 524. Оп. 3. Д. 33. Л. 311-312).

[14] Хорошо осведомленный Филипсон, в целом положительно характеризуя личные и деловые качества Траскина, более точно указал на причину его назначения на Кавказ: «... испортил свою карьеру тем, что стал в обществе слишком много говорить о своем участии в делах Военного Министерства и что князь Чернышев воспользовался удобным случаем и с почетом удалил его на Кавказ». (Русский архив. 1883. № 6. С. 258).

[15] Орлов Алексей Федорович (1780-1861), князь (с 1856 г.), военный и государственный деятель. В 1844-1856 гг. шеф жандармов и главноуправляющий III отделением Собственной Е. И. В. канцелярии. С 1856 г. - председатель Государственного Совета.

[16] Здесь искажена фамилия актера Василия Андреевича Каратыгина (1802-1853). О театральных манерах Граббе упоминал и Филипсон. (См.: Русский архив. 1883. № 6. С. 289).

[17] Похожую характеристику давал Граббе и Филипсон: «...это человек с блестящими способностями, даром слова и образованием и, к сожалению, с огромною самоуверенностью, которая может внушить доверие людям, не знающим ни края, ни нашего положения». (Русский архив. 1883. № 6. С. 291).

[18] Головин писал, что Граббе «заблаговременно уже составил план, котораго первым основанием было условие, чтоб ему действовать независимо от распоряжений корпуснаго начальства. Для этого он отправился в Петербург, где лично исходатайствовал себе разрешение, согласное с своими предположениями, не определяя, впрочем, сущности их, а обещая положительно самые важные результаты от своих предприятий, если только развязаны ему будут руки и даны все средства, которыя он потребует» (Кавказский сборник. Тифлис. 1877. Т. II. С. 56).

[19] Клейнмихель Петр Андреевич (1793-1869), граф, военный и государственный деятель.

[20] По мнению Головина средства, которые запрашивал Граббе, «не только выходили из пределов умеренности, но и превышали всякую меру основательности в соображениях». «Подобное требование можно объяснить одним только - заблаговременно принятым намерением отказаться от военных предприятий, под предлогом недостатка в способах продовольствия, обратив всю вину на корпусное начальство» (Кавказский сборник. Т. II. С. 62-63).

[21] Отряд Граббе (10 000 человек при 24 орудиях) 30 мая 1842 г. вышел из Герзель-аула в направлении Дарго через Ичкеринский лес. Для защиты вытянувшегося на несколько верст обоза была выделена почти половина войск. Ведя непрерывный бой в лесу с нападавшими со всех сторон горцами, отряд за три дня прошел лишь 25 верст. Поняв невозможность дальнейшего движения вперед, Граббе приказал возвращаться, что усилило натиск со стороны противника. При отступлении был брошен почти весь обоз и одно орудие. По данным Головина потери убитыми, ранеными и пропавшими без вести составили: 66 офицеров и 1700 нижних чинов (см.: Кавказский сборник. Т. II. С. 65-67). Филипсон считал, что потери достигали 4000 человек. Он же привел выдержку из донесения Граббе к Императору Николаю I: «Войска Вашего Императорского Величества потерпели в Ичкеринском лесу совершенное поражение. От генерала до солдата все сделали свое дело. Виноват во всем один Я. Повергая себя вашему правосудию» (Русский архив. 1884. № 1. С. 332-333).

[22] По данным Головина за 76 дней обложения Ахульго было убито три офицера и 487 солдат, из строя выбыло 140 офицеров и 2300 нижних чинов. (См.: Кавказский сборник. Т. II. С. 24).

[23] До этого при посредничестве Биакая русское командование вело переговоры с Шамилем в Ахульго.

[24] Единорог - старинное русское гладкоствольное орудие.

[25] Описываемые события происходили 9 сентября 1839 г. В оправдание беспечности авангарда («даже ружья не были заряжены») можно привести факты неупоминаемые Толстым. Черкеевские старшины встретили хлебом с солью (фруктами) войска на мосту через Сулак и согласились на прохождение их через селение («До сих пор Черкей гордился тем, что в нем еще не бывала нога русского солдата»). Внезапное нападение совершила ватага буйной молодежи, недовольная решением стариков, и дала почувствовать, «что долина Сулака не есть Саратовская губерния». Потери отряда Граббе составили: 55 убитых солдат, два офицера и 93 нижних чина были ранены. После этого инцидента отряд Граббе совершил обходный маневр через Миатлы к селу Инчхе. Черкеевцы объявили о покорности русскому царю, вернули захваченные орудия, освободили пленных и в наказание передали в казну 40 000 из 150 000 баранов, имевшихся у 4000 жителей аула (см.: Кавказский сборник. Тифлис. 1885. Т. IX. С. 65-88).

[26] Нейдгардт Александр Иванович (1784-1875), генерал от инфантерии. Участник войн с французами, шведами, турками, поляками. С 1823 г. - начальник штаба гвардейского корпуса. В 1842-1844 гг. командовал Отдельным Кавказским корпусом. В отставке с 1845 г.

[27] Имеюфтся ввиду воспоминания барона Торнау (Торнова) Федора Федоровича, офицера Кавказского корпуса, племянника Нейдгардта.

[28] Аргутинский-Долгоруков Моисей Захарович (1797-1855), генерал-лейтенант, генерал-адъютант. На военной службе с 1817 г. С 1830 г. служил на Кавказе, получил широкую известность своими боевыми действиями против горцев. Большинство современников положительно отзывались о нем и о его деятельности. В 1877 г. в Темир-Хан-Шуре ему был воздвигнут памятник.

[29] Клюки фон Клюгенау Франц Карлович (1791-1851), генерал-лейтенант. Уроженец Богемии. В составе австрийской армии участвовал в наполеоновских войнах. На русской службе - с 1818 г. Отличился в военных действиях против горцев. Мнения мемуаристов на его счет разнятся. Многие, отдавая должное его личной храбрости, писали о его неспособности «работать головой».

[30] Пассек Диомид Васильевич (1808-1846), генерал-майор. В 1830 г. окончил Институт корпуса путей сообщений. На Кавказе - с 1840 г. Некоторое время был начальником штаба войск генерала Клюки фон Клюгенау. 3 июня 1844 г. за отличие был награжден орденом Св. Георгия 4-го класса и получил чин генерал-майора. Погиб во главе авангарда, пробиваясь через Ичкеринский лес.

[31] Гурко (Ромейко-Гурко) Владимир Осипович (1795-1852), генерал от инфантерии. С 1842 по 1845 гг. - командующий войсками Кавказской линии и Черномории. С 1845 г. - начальник штаба Отдельного Кавказского корпуса, с 1851 г. - начальник всех резервных и запасных войск. Отец генерал-фельдмаршала И. В. Гурко.