[опубликовано 13 Декабря 2018]

Н. Покровский

В  начале  XIX  в.,  обеспечив  за собой  основные опорные пункты,  определяющие  командование  Каспийским  торговым  путем  — Тарки,  Дербент  и  Баку,  Россия  приступает  к  более  прочному  овладению  Дагестаном.  Но и здесь борьба с дагестанскими феодалами все еще является частью борьбы с Ираном.  Как мы увидим позже, отголоски этой борьбы чувствуются даже  в  начале тридцатых  годов, в эпоху восстания первого имама Чечни и Дагестана,  Гази-Мухаммеда. 

Ко  второй  половине десятых годов  царизм мог быть уверен в  благоприятной  политической  линии  одного  дагестанского  владельца  —  шамхала Тарковского.  Да и о том Ермолов писал барону  Вреде:  «Вашему  превосходительству  полезно  знать,  что по  недеятельное,  по  чрезмерной  скупости  и,  наконец,  по  неуверенности  в  подвластных  своих,  недавно  против  него  возмутившихся, он  сам  собой  ни  для  собственных  выгод,  ни  для  нас  ничего  не предпримет».  А ведь  шамхала русское правительство прямо подкупало.  Ртищев  писал  в  1813  г.,  что  шамхал  «ежегодно  получает от  казны  его  императорского  величества  шесть  тысяч  рублей  серебром  для  приласкания  и  удержания  в  спокойствии  других  горских  народов,  которые,  однако  ж,  никогда  его  не  слушали  и  не слушают  в  подобных  случаях,  и  сумма,  отпускаемая,  как  известно,  остается  всегда  в  пользу  его»  Между  тем,  владычество  царизма  на  Восточном  Кавказе  находилось  не  в  блестящем  состоянии. 

Иран  употреблял  все  усилия,  чтобы  получить  обратно  утерянные в  первые годы века вассальные ханства и Грузию,  он поддерживал  скрывшихся  после  неудачной  попытки  переворота  в Дагестан  грузинских  царевичей,  он,  наконец,  вел  переговоры  с дагестанскими  «владельцами»,  снабжая их деньгами.  Россия,  продолжая  Иранскую войну,  ведет наступление в  Дагестане.  Главнокомандующий на Кавказе генерал А.П. Ермолов заменяет колеблющихся или настроенных в пользу иранцев феодалов феодалами русской ориентации.  У  последних  берутся  подписки,  с  ними  заключаются особые договоры,  им предоставляют льготы и т.д.  Таков,  например, Аслан-хан  Кюринский.  Его возвели на кюринский  престол,  отделив эту область от Казикумуха вследствие ненадежности казикумухского хана,  проявившейся  в  открытом  восстании.  Аслан-хан,  пьяница  и мот,  по характеристике того же Ермолова, оказался, однако, верным прислужником,  делавшим  все  для  полного  уничтожения  независимости  Дагестана.  И  в  награду  за  это  Ермолов добивается сокращения  взноса  Кюринского  ханства в  российскую  казну.  В  первый  раз Ермолов доносит министру финансов  Д.А.Гурьеву,  что  налога,  определенного для  Кюринского  ханства в  размере 3000 червонцев  и 3000  четвертей  хлеба,  жители,  число  которых  не  превышает 5000 семей,  выплатить  не  могут,  и  просит  изменить  взнос,  взыскивать впредь  5000  четвертей  хлеба  и  1000  червонцев.  Это давало возможность Аслан-хану вести свое собственное накопление в золоте.

Через год  Ермолов  добивается  уже  снижения  взноса,  но  это  последнее  идет,  разумеется,  целиком  в  карман  Аслан-хана,  так  как уменьшение  взноса в казну вовсе не означало  облегчения для жителей,  а только оставляло феодалу больший процент награбленного  им.  Но  Аслан-хан  получал  подобные  милости за особые заслуги,  за  точное  выполнение  приказаний  русского  командования.  В той напряженной обстановке,  в которой находился в это время царизм  в  Дагестане,  верных  владетелей  старались  привязывать  к себе  милостями.  Интересно  с  этой  точки  зрения  обратить  внимание  на  стиль  ермоловских  писем.  В  то  время  как  с  другими  владельцами  Ермолов  грубо  заносчив  и  не  стесняется  даже  выражениями нецензурными,  в переписке с  Аслан-ханом он держится совершенно  иного  тона.  Впрочем,  на тон  русских  дипломатов  в  отношениях  с  восточными  и,  особенно,  дагестанскими  владельцами обратила внимание еще  Екатерина II:  «Феталихан,  —  пишет,  например,  Бутков,  —  огорчен еще был жестокими,  уничижительными  и  запальчивыми  отзывами  Медема...  хотя,  судя  по справедливости,  сей  хан  того  заслуживал,  но  Медему  сие  дано  от  двора  на примечание и поведено в переписке его с заграничными начальниками  держаться  впредь  достойной  умеренности  и,  хотя  не  скрывать  от  них  правды,  но  персональной  укоризны  и  презрения  не оказывать,  ибо  они  привычны  к  вежливым  угрожениям  по  употреблению  персидскому».  Этот последний принцип применялся Ермоловым лишь в исключительных обстоятельствах, а таким и была переписка с Аслан-ханом, одним из «нужных людей» и верных прислужников.

Мехтула

Брожение среди дагестанских  феодалов  и сношения их с Ираном  закончились  в  1818  г.  образованием  союза  из  ханств  Мехтулинского,  Аварского  и  Казикумухского  для  свержения  царской власти  в  Дагестане.  Шамхал  и  хан  Кюринский  к  союзу  не  примкнули,  так  как  были  уже  слишком  тесно  связаны  с  Россией. Впрочем,  и  ханы-союзники,  по-видимому,  были  настроены  не слишком решительно.  Во всяком случае,  когда союзники выступили и  Ермолов  прежде  всего обрушился на ханство  Мехтулинское, остальные  ханы  промолчали,  не  поддержали  союзника.  Последний  был  разгромлен,  и,  разумеется,  лишен  ханства.  На его место посажен  был  верный  вассал  Российской  империи.  Не  рискуя  теперь пока на новое открытое выступление,  другие союзники-ханы, однако,  продолжают  деятельные  сношения  с  Ираном  и,  по-видимому,  не  оставляют  мысли  о  борьбе  с  Россией.  Ермолов,  по  собственному  признанию,  полагал,  что  сын  шаха  Аббас  Мирза  «посредством  ханов  наших  пересылает  в  Дагестан деньги  к  изменнику  хану  и  укрывающемуся  издавна  беглецу  дербентскому  Ших-Али-хану».  Но  это  уже  только  немногие  из  дагестанских  владельцев.  Большинство  теперь  связало  себя  с  царизмом,  и  лишь иногда  вскрываются тайные  сношения того  или  иного  хана с персидской  партией.  После  мехтулинского  погрома  царизм  мог  считать,  в  основном,  Дагестан  закрепленным  за  собой.

Акуша

Несколько сложнее обстояло дело с богатыми торговыми аулами  Даргинского  союза,  особенно  с  Акушой.  В  1819  г.  Акуша  открыто  выступила  против  царского  владычества,  что  повлекло  за собой  новый,  довольно  успешно  проведенный  поход  Ермолова, поход,  сопровождавшийся такими жестокостями, что долгое время спустя  именем  Ермолова  в  Акуше  матери  пугали  детей.  Но, следуя  общей  политике  царизма  укреплять  в  покоренных  странах свое  владычество,  ставя  себе  на  службу  верхушечные,  эксплуататорские  слои,  Ермолов  и  здесь пытается найти  общий язык  с торговой  верхушкой  и  примирить  ее  с  новым  положением  вещей  некоторыми торговыми льготами.  В результате появляется известное воззвание: «Всем  начальствующим в  областях  российских  поручено  верноподданному  Даргинскому  обществу  давать  повсюду  свободный  проезд  в  торговле,  давать  защиту  и  всякое  пособие  без различия  с  самими  россиянами.  Таким  образом  почувствуют  они счастье  быть  подданными  великого  русского  императора».  Воззвание  имело,  разумеется,  в  основном  значение  агитационное,  и никто всерьез не думал ставить на одну доску акушинских торговцев  с  «россиянами»,  но  воззвание  это  свидетельствует  о  стремлении  царизма  опереться  на  зажиточные  группы  горцев  там,  где  не было  феодалов.  Насколько  такая  политика  была  действенна,  насколько акушинские торговцы  (а  воззвание  имеет в  виду главным образом  их,  ибо рядовой акушинец вовсе не был близко заинтересован  во  всяких торговых  льготах)  пошли  на роль опоры  царского  владычества  в  Даргинском союзе,  должно было  показать  будущее.  Пока  же  погром  Акуши  ликвидировал,  хотя  бы  и  временно, сопротивление  одного  из  наиболее  сильных  врагов.

Казикумух

Захват  приморской  части  Дагестана  теперь  можно  было  считать  в  основном законченным,  так  как  Кайтаг  и Табасарань были  подчинены царизму несколько раньше,  непосредственно перед походом  на  Акушу.  Теперь  ханством,  еще  продолжавшим прежнюю проиранскую  политику,  оставался  один  только  Казикумух.  Но здесь завоевание значительно облеталось для царизма той экономической  зависимостью,  в  которой  Казикумух  находился  в  отношении  ханства  Кюринского.  Это  совершенно  отчетливо  представлял  себе  Ермолов  еще  в  1819  г.:  «Народ  Казикумухский,  — писал  он,  —  не может обойтись без  хлеба  Кюринского  ханства».

И  отделение  последнего  от  Казикумуха  и  передача  его  в  руки Аслан-хана,  верного прислужника царизма,  обеспечивали возможность  постоянного  давления  на  Казикумух.  В  результате,  когда Ермолов  счел  необходимым  предпринять  поход  против  казикумухского  хана  Сурхая,  население  не  поддержало  своего феодала.

В  1820  г.  Сурхай  потерпел  поражение  и  был  свергнут.  Особый интерес  представляют  дальнейшие  действия  генерала  Мадатова, являвшегося  непосредственным  начальником  экспедиции  в  Кази­кумух.  Царизм  не  пошел  на  прямое  присоединение  ханства к  империи  с  назначением туда  русского  начальства:  он  все еще  строго проводит  свою  политику  управления  подчиненными  народами через местных феодалов.  Последние ближе были связаны с народными массами,  лете могли учесть обстановку и необходимы были как  группа,  на которую  царизм  мог  бы опираться  в своем  владычестве.  И  Мадатов  тщательно сохраняет внешнюю форму  провозглашения  царского  ставленника  Аслан-хана  Кюринского  ханом Казикумухским.  Мадатов  даже  «не  счел  приличным  присутствовать  при  церемонии  и  оставался  в  своей  палатке,  показывая  тем, что все должно  происходить  по обычаям страны  и доброму желанию народа».  Правда,  это доброе  желание  стимулировалось  расположенным  в столице ханства сильным русским отрядом,  только что  разбившим  казикумухские  войска,  но  форма соблюдена была полностью,  и  Аслан-хан  получил  в  дополнение  к  своему  Кюринскому  ханству еще  и  Казикумухское,  «по  обычаям страны».

Восстание  в  шамхальстве  в  1823  г.

В  1820 г. А.П.Ермолов подчеркивал:  «Нет более противящихся нам народов в Дагестане»3. И, действительно, подчинение владетелей стало свершившимся фактом,  и Дагестан теперь составлен был из ханств  —  вассалов России. Что же касается народов, узденьской массы тех же самых дагестанских ханств и  «вольных»  обществ, то ее слово еще не было сказано, хотя некоторые признаки, позволяющие  судить  о  настроениях  масс  в  начале  двадцатых  годов,  уже были заметны.  Признаки эти появляются первыми в шамхальстве. Здесь  царизм  создавал  себе  опорный  пункт  для  владычества  над всем северным  Дагестаном.  В  1821  г.  построена тут крепость  Бурная  (близ  современного  гор.  Махачкалы),  и  поддержка шамхала являлась для царизма делом первостепенной важности.

Между  тем,  в  шамхальстве давно  шли крестьянские восстания и  шамхал  недаром был  верен  царизму,  он  не  мог управлять своими  подданными  иначе,  чем силой  царских  штыков.  Но  и  крестьяне шамхальства не были одиноки.  В  Дагестане нередко  «вольные» общества,  которым  удалось  к  началу  XIX  в.  освободиться  из-под власти  ханов,  оказывали  деятельную  поддержку  крестьянам  ханства в  их  борьбе  со  своими угнетателями.  ІПамхальское  крестьянство нашло помощь против своего владельца у соседнего общества Койсубу,  которое  и само не так давно освободилось от зависимости  аварским  ханам.  Поэтому  на  протяжении  всей  первой  половины XIX в.  койсубулинцы пользовались среди дагестанских феодалов  и  царских  офицеров  славой  одного из  наиболее свободолюбивых  обществ.  Один из  офицеров  Генерального  штаба,  Мочульский,  в  сороковых  годах  давал  им  такую  характеристику:  «Край тот самый  ненадежный и упорный в защите»,  или:  «...они постоянно  помогали  всем  возмутителям  в  Дагестане  и  без  всякого  сомнения  самое  беспокойное  и  опасное  в  оном  общество».

События  развернулись  следующим  образом:  в  1823  г.  претендент  на шамхальское  звание,  Амалат-бек,  убил  одного из  высших царских чиновников в Дагестане,  полковника Верховского.  Стоявший  за  кулисами  этого  убийства  Ахмед-хан  Аварский,  стремившийся  провозгласить  Амалата  шамхал ом,  тут  же  начал  готовить поход против  шамхальства.  Нелады между феодалами и удар,  нанесенный  авторитету  царизма убийством  Верховского,  послужили поводом  к вспышке крестьянского  восстания.  «Шамхальцы,  ненавидевшие  своего  владельца,  заволновались,  и  два  селения  Каранай  и  Эрпели,  ближайшие  к  койсубулинскому  обществу,  первые подняли  знамя  восстания».

А в Тарках  «возмущенные жители,  недовольные строгостями и угрозами  нашего  пристава,  убили  его  и  двух  казаков.  Тогда  возмущение  сделалось  всеобщим,  тысяч  до  3  подступило  к  крепости Таркам.  Рабочие  и  солдаты,  схвативши  ружья,  вышли  навстречу толпе  и выдержали их первый натиск».  Только приезд Ермолова прекратил  волнения  в  ауле,  находившемся  под  непосредственной угрозой  со стороны  царских  войск.

Вслед за шамхальцами поднялись и мехтулинцы,  «которые отказались  высылать  рабочих  и  захватили  в  плен,  изранивши  сперва,  своего  пристава  и  переводчика...  Мещерякова».  А  когда пленных  пришлось  выпустить,  «пристав  Батырев  и  переводчик его,  Митрофанов,  были  убиты  из  30  ружей  скрывавшимися  в  засаде  мехтулинцами».  И  автор,  сообщивший  это,  прибавляет:  «Я слышал,  что  большие  злоупотребления  и  корыстолюбие  озлобили народ  против  него».

Смерть  Ахмед-хана  помешала  совместному  выступлению  двух феодалов  и сорвала план провозглашения Амалат-бека шамхалом, но  крестьянское  движение  не  затихло.  Тогда  шамхал  прибег  за помощью  к  русскому  командованию.  Ермолов  ее оказал,  хотя и  с гримасой  неудовольствия  по адресу  властителя,  который  не умеет сам справиться с собственным крестьянством.  «Жаль трудов храбрых войск наших в  пользу  Шамхала,  который народом управлять не  умеет»,  —  писал  Ермолов  посланному  на  усмирение  восстания  генералу  фон  Краббе.  Против  Эрпели  и  Караная  снаряжена была  экспедиция,  наткнувшаяся  на  упорное  сопротивление.  И царскому  командованию  пришлось  констатировать,  что  восставшие  подданные  шамхала не одиноки,  что соседние вольные общества  внимательно  следят  за  их  борьбой  с  шамхалом.  Вот  что писал  Ермолов  Грекову:  «Вашему  превосходительству  известно, что  некоторые  из деревень  Шамхала,  лежащие  близко к койсубулинцам,  возмутились.  Генерал-майор  фон  Краббе  донес  мне,  что, наказывая  дерзость  их  и  неповиновение,  должен  был  истребить две деревни.  При сем случае койсубулинцы приходили во множестве  на помощь взбунтовавшимся и дрались с довольной упорностью».  Впрочем,  фон  Краббе  несомненно  преувеличил,  донося, что  разрушены  «две  деревни»  и  что  «мятежники  истреблены». Каранай действительно был взят и  разрушен,  но под Эрпели бравый генерал потерпел жестокое поражение и должен был поспешно отступить.  Горцы преследовали  разбитого  противника до самого  Кяфир  Кумыка.  Ликвидировать  эрпелинское  восстание  Ермолову удалось  лишь  позднее.

Из  восстания  1823  г.  царское  командование  сделало  определенные выводы:  наличие  «вольного»  общества в непосредственной близости  к  шамхальству  представляет собой угрозу  и для существования  ханства,  и  для  свободной  колониальной  эксплуатации. Наилучшим  выходом  казалось  установление  власти  шамхала  в Койсубу.  И  Ермолов  избирает  эту  линию  поведения:  «...народ койсубулинский,  —  писал  он  Бековичу  Черкасскому,  —  хоть  недавно  и  дал  аманатов,  но  по  грубому  его  невежеству,  ощутительному  в  самом  небрежении  к  собственной  пользе,  по  привычке  к своевольству,  питаемому  безналичием,  легко  может  быть  возбужден  происками  людей  неблагонамеренных...  Наблюдать, дабы  Шамхал Тарковский  пособием  преданных  ему в  сем обществе  людей  старался  достигнуть  большего  на  оное  влияние,  к чему  склонить  его  должна  его  собственная  польза».  Таким  образом,  царское  командование  на  Кавказе  рассчитывало  вновь привести  под  ярмо  феодалов  освободившиеся  от  них  «вольные» общества.

Восстание 1823 г. представляет для нас значительный интерес. Оно показывает, что к двадцатым годам в дагестанских ханствах скопилось много горючего материала.  Фраза о том, что шамхальцы ненавидят своего владельца, брошена была царским историком не случайно. В той же мере это можно было сказать и о мехтулинцах, и об аварцах, и о крестьянах других дагестанских ханств.

Вмешательство царизма в борьбу крестьянства со своими феодалами, поддержка  этих  последних,  наряду  с  колониальной  политикой,  неминуемо  приводили  к  подготовке  большого  крестьянского восстания.  И в этом выступлении примут участие не одни крестьяне ханств.

Союз шамхальцев и, в частности, эрпелинцев  и  каранайцев с  койсубулинцами  —  предвестник  их  совместных  выступлений и  в  будущем,  во  время  больших  восстаний  начала  тридцатых  и начала  сороковых  годов,  времени  расцвета  мюридизма.  В  1823 г.  мы  ничего  еще  не  знаем  о  религиозной  оболочке  движения. Вероятнее  всего,  она  отсутствует.  Но  основное  содержание  выступления  —  восстание  узденей  против  феодалов  и,  одновременно,  против  царизма  —  уже  налицо.  И  нет  сомнений  в  том,  что, демонстрируя  свой  союз  с  феодалами  на  конкретном  примере эрпелинского  восстания  1823  г.,  царизм  укреплял  растущее  в массах  недовольство  и  владетелями,  и  стоящим  за  их  спиной самодержавием.

Итоги

Таким образом, к концу первой четверти XIX в.  царизм закрепляет  в  Дагестане  союз  с  феодалами  на  основе  превращения последних  в  послушных  вассалов  императора  всероссийского,  но с  поддержкой,  которую  царизм  оказывает  им  против  всякого рода  выступлений  «подвластных»  крестьян,  с  утверждением  закрепощения  горской  крестьянской  массы.  В  сильном  и  влиятельном  Даргинском  союзе  опорой  царизма  оказывается  верхушка даргинского  аула,  главным  образом,  торговцы,  хотя  последние и  не  могут  считаться  вполне  и  окончательно  надежными  ввиду ряда  противоречий,  разделявших  их  интересы  от  интересов  царизма.  Не  вполне  надежны,  впрочем,  и  феодалы.  В  конце  первой  четверти  века  они,  правда,  гораздо  более  послушны,  чем  в начале  ее,  но  все  же  остатки  иранской  ориентации  и  мечты  о полной  свободе  действий  у  ряда  феодалов  еще  остаются  не  изжитыми  и  возможность  попыток  использовать  массовое движение все  еще  сохраняется.  Но  с  падением  сопротивления  феодалов, с  укреплением  власти  России  и  союза  дагестанских  феодалов  с самодержавием  начинает  подниматься  и  оформляться  массовое крестьянское  движение,  которое  выступает  против  как  феодального,  так  и  национально-колониального  угнетения.  Пока  мы  находим  лишь  отдельные,  но  уже  грозные  симптомы  надвигающихся  событий:  выступление  шамхальского  крестьянства,  поддержанное  выступлением  крестьянства  «вольных»  обществ.  И  первая же  попытка дагестанских  крестьян  дать  отпор  эксплуатации дагестанского  же  феодала  натыкается  на  штыки,  посланные  сюда русским  царизмом.  Это  коренным  образом  меняет  общую  картину.  До  сего  времени  массы  в  Дагестане  мало  вмешивались  в ханско-царские  взаимоотношения:  «Достаточно  было,  —  пишет один  из  царских  военных  историков,  —  одного  прибытия  русских  войск  в  1796  г.,  чтобы  большая  часть  его  [Дагестана]  владетелей спешила  изъявить  свою  покорность.  Многие из них  впоследствии  не  оправдали  доверенности  к  ним  русского правительства  и  за  это  лишились  своих  владений;  места  их  или совершенно  упразднились,  как,  например,  в  Кюринском,  Кубинском,  Бакинском  и  Дербентском  ханствах  и  Кайтахских  владениях,  или  замещались  другими,  более  нам  преданными,  как,  например,  в  Аварии  и  в  Казикумухе.  Свержение  ханов  не  производило  никакого  потрясения  в  народе: напротив,  народ  охотно отделывался  от  деспотов,  его  угнетающих,  к  которым  не  мог  питать  ни  малейшего  сочувствия».  С  того  же  момента,  когда  крестьянская  масса  начинает  ощущать  всю  тяжесть  национально-колониального  угнетения  и  когда  одновременно  оказалось,  что  царизм  помогает  и  местным  феодалам  эксплуатировать  крестьянство,  разрозненная  и  быстро  прекратившаяся  борьба  феодалов против  царского  завоевания  сменяется  широким  массовым  движением,  которое  оказалось  для  царского  владычества  в  Дагестане  много  серьезнее,  чем  предшествующая  борьба  с  ханами.

Покровский Н.И. Кавказские войны и имамат Шамиля. - М., 2000.