[опубликовано 17 Апреля 2016]

Васан-Гирей Джабаги

В царствование императрицы Екатерины второй произошел ряд событий, отразившихся самым фатальным образом на судьбах Кавказа. В этот именно период времени Россия сделала огромный шаг вперед в своем продвижении к берегам Черного и Азовского морей и на Северный и Южный Кавказ. Политика Екатерины Второй и ее главного фаворита и «временщика» князя (Таврического) Григория Потемкина преследовала в этих районах ту же цель, что и Петр Первый, мечтавший о завладении Индией с ее «огромными сокровищами», которые позволили бы ему стать повелителем всего мира. Как известно, надежды эти не оправдались. Поход отряда кабардинца князя Бековича-Черкасского в Хиву в 1717 году окончился полным истреблением его отряда. С другой стороны, незначительные успехи, достигнутые самим царем, во время его экспедиции в 1722-1723 гг. в Дагестан и в Северо-Западную Персию, были полностью ликвидированы в 1735 году Надир Шахом. Только спустя несколько десятков лет Россия решается возобновить свою экспансию на юг. В результате первой (в Екатерининскую эпоху) русско-турецкой войны (1768-1774 гг.), закончившейся мирным договором в Кучук-Кайнарджи, на основании которого Турция и Россия объявляют свободными народы Крыма и Кубани, Россия присоединяет к себе уже в 1783 году, в нарушение названного договора, Крым. В том же году знаменитый русский генерал Суворов истребляет ногайцев, кочевавших тогда на севере Кубани и по реке Маныч. Вслед за тем Россия усиливает свою укрепленную линию вдоль рек Кубани и Терека. В том же, 1783 году, Екатерина Вторая заключает с Грузией договор, по которому эта последняя ставит себя добровольно в ленную зависимость от России. Все эти события, а также стремления на развалинах Оттоманской империи воссоздать Византию со своим внуком Константином в качестве монарха, приводят к второй русско-турецкой войне (1787-1791 гг.). Она позволила России продвинуть далеко на юг свои завоевания и утвердить в равнинной части Северного Кавказа свое владычество и начать вслед затем регулярную осаду одной из величайших природных крепостей – предгорий и гор главного Кавказского хребта.

Несмотря на то, что России понадобилось около 80 лет, чтобы эту крепость взять приступом, тем не менее, она сумела своими заманчивыми обещаниями подчинить без единого выстрела «единоверную» Грузию, а вместе с тем и проникнуть в Закавказье, в тыл Северного Кавказа.

Так как поход графа Валериана Зубова на Кавказ явился следствием присоединения Грузии к России, то нам придется посвятить, прежде всего, русско-грузинским отношениям, особое внимание.

Русско-грузинский договор от 24 июля 1783 года был заключен в Георгиевске (Северный Кавказ) и подписан от имени Императрицы Екатерины ВторойПавлом Потемкиным, командующим Кавказским корпусом, а со стороны царя грузинского – князьями И.Багратионом и Г.Чавчавадзе. Договор этот, отдавший восточную Грузию – Карталинию и Кахетию – во власть России, явился огромным и совершено неожиданным успехом восточной политики петербургского правительства, успехом, чреватым рядом фатальных последствий как для самой Грузии, так и всего Кавказа, началом покорения этого последнего русским оружием и постепенного истребления вплоть до наших дней многих северокавказских племен, в особенности кубанских черкесов и чеченцев, в общей сложности не меньше 2-х миллионов людей.

Вследствие этого договора русские власти на Кавказе приступили прежде всего к обеспечению сообщения между Северным и Южным Кавказом по Военно-грузинской дороге, начинавшейся в Георгиевске и проходившей по землям кабардинским, ингушским и осетинским, через Владикавказ, построенный в 1784 году на правом берегу Терека, на месте, где до того времени стоял ингушский аул Заур. Дорога эта и укрепленные пункты, большей частью, казачьи станицы и посты, долженствующие защищать подступы к ней, отрезали Западный Кавказ от Восточного и тем самым позволили разбить политическое единство северокавказских народов и покорять их по частям. Сама же Грузия, всего 17 лет спустя, перестала существовать в качестве государства и превратилась в несколько русских губерний (18 января 1801 года), т.е. на 64 года раньше окончания русско-кавказской войны на Северном Кавказе (в 1864 году).

Договор 1783 года постановлял, между прочим, что отныне Ираклий, называвшийся до тех пор, в качестве вассала Персии, «Вали» (наместником) Грузии, принимает, в качестве христианина и союзника России, титул «царя Грузии». Звание это и связанные с ним права будут обеспечены Россией за ним и его наследниками на «вечные времена» (статья первая). За грузинской церковью, княжескими и дворянскими родами сохраняются все их права и привилегии. Все давние грузинские земли, находящиеся сейчас под оккупацией турок, персов и лезгин, как например, Саатабачо, Рани, Мовакани, Ахалзихе, Джавахети, Ливана, Атхара, Нуха или Шеки, Ширван и другие области – будут при случае возвращены Грузии и признаются составными ее частями.

Таким образом, Россия гарантировала Грузии не только защиту о врагов целостности ее тогдашних владений и возвращение всех территорий, отторгнутых от нее раньше, но и сохранение ее самостоятельности. Но взамен этого Грузия обязывается быть готовой «служить» России всеми своими военными силами и отказаться в пользу России от самостоятельной внешней политики.

Договор 1783 года был встречен не только соседними Грузии Турцией и Персией с большим неудовольствием, но вызвал и в самой Грузии острую критику даже среди дворянства. При этом указывалось на то, что Грузия переменила только сюзерена (господина) и вместо слабой Персии, отдалась под покровительство более могущественной России. Особенно резким нападкам со стороны противников договора подвергалось грузинское православное духовенство, верившее в искренность христианских чувств и прохристианскую политику «единоверной» России.

В момент признания Грузией верховенства над собой русских императоров, Персия, считавшая грузинского «вали» (губернатора, наместника) своим вассалом, была раздираема внутренними беспорядками и не могла, поэтому, воспрепятствовать заключению русско-грузинского соглашения. Но пассивное поведение Персии изменилось, как только она почувствовала в себе достаточно силы для «наказания» Грузии за ее «измену». И, действительно, в 1795 году новый персидский правитель Ага-Мохаммед вторгается в Карабах и требует от Ираклия Второго отказаться от союза с Россией и признать снова над собой верховную власть Персидской Империи. Но так как грузинский царь не принял этого требования, то Ага-Мохаммед устроил набег на Грузию и занял 12 сентября 1795 года Тифлис, разорил его и, отступая, увел с собой в плен значительное количество жителей. Сам царь Ираклий мог спастись от мести персов только бегством в горы.

Следует отметить, однако, что Ираклий, будучи осведомлен о намерениях Ага-Мохаммеда вторгнуться в Грузию, неоднократно обращался к Императрице Екатерине Второй и к Главнокомандующему русскими войсками на Северном Кавказе графу Гудовичу с просьбой оказать Грузии помощь присылкой войск. Все было, однако, напрасно.

Ираклий Второй в своем письме к графе Гудовичу просил, еще в марте 1795 году, или помочь ему присылкой военных сил, или угрожал отказом от договора 1783 года. И после похода на Тифлис Ага-Мохаммед, Ираклий умолял графа Гудовича о помощи, чтобы отомстить персам. При этом грузинский царь добавлял: «Если бы он (Ираклий) не надеялся на помощь России, то через других приглашенных войск вооружились бы мы или другим способом сохранили бы наше царство, но мы были уверены в вспомоществование от высочайшего двора и от Вас». В письме от 15 сентября 1796 года к сыну Мириану, находившемуся в то время в Санкт-Петербурге, Ираклий Второй жаловался: «Мириан и Герсеван (князь Чавчавадзе, подписавший договор 1783 года) вот время принять вам всевозможный труд за отечество ваше, за церковь и христианский народ. Ничего уже у нас не осталось, всего лишились. Вы сами знаете, что ежели бы мы присягою высочайшему двору связаны не были, а с Ага-ханом согласованы были, то бы сего приключения с нами не было».

Ираклий обращался также и к Ага-Мохаммеду в надежде сговориться с ним и отложиться от России.

Хотя Россия и не оказала помощи Грузии, но все же начала, уже осенью 1795 года (Ага-Мохаммед отступил из Грузии к Гандже в октябре того же года) готовиться к походу против Персии, чтобы, таким образом, спасти свое влияние на Кавказе. Приготовления поручены были графу Гудовичу, которому предполагалось поручить и главное командование в будущей войне с Персией.

Первые русские отряды были отправлены уже в декабре 1795 года в Северный Дагестан. Видя пред собой русские войска, ряд дагестанских владетелей – шамхал Тарковский, уцмий Кара-Китайский, кади Табасаранский и Акушинский и «султан» Джегутинский, согласились даже действовать совместно с русскими против персов, «чтобы поддержать расположение их к России, граф Гудович приказал выдать уцмию 2000 рублей, а кадиям по 500 рублей».

Тем временем Ага-Мохаммед занял Шемаху и собирался идти в Дербент и Баку. Шейх Али-хан Дербентский, сочувствовавший персам, готовился защищаться против русских.

Гудовичу было предписано из Санкт-Петербурга «не причинять беспокойства Турции и отнудь не вступать в земли, находящиеся в зависимости Турции и прилегаемые к ее пределам». Так, например, не дозволено было посылать войска против Эривани и «неудобным пригласить к совокупным действиям и царя Имеретинского, как подчиненного Турции».

Надежды графа Гудовича получить главное командование над персидской экспедицией не оправдались, так как оно поручено [было] Валериану Зубову, бывшему одно время любимцем Императрицы. Этому юноше подчинили самого графа Гудовича, победителя турок в Анапе (в 1791 году), генерала Платова, князя Цицианова (будущего Главнокомандующего русскими войсками на Кавказе), генерала Ермолова (будущего «проконсула» на Кавказе) и многих других именитых генералов. В инструкции, данной Валериану Зубову самой Императрицей, поход на Кавказ оправдывался необходимостью «восстановить порядок и спокойствие в Персии, защитить Грузию, армянских «Меликов» и хана Шушинского» и т.д. При походе через Дагестан рекомендовалось «не входить внутрь гор и ущелий их», не озлоблять «хищных и храбрых народов», оружием неукротимых и от сотворения мира не признававших ничьей власти».

Валериан Зубов прибыл в Кизляр 25 марта 1796 года, не дожидаясь окончательного сбора всех военных частей. Он принял 10  апреля командование над отрядом, численность которого доходила до 12 323 человек, в том числе 6190 пехоты. Отряд этот постоянно пополнялся новыми частями, пока не дошел до 35 000 или даже 40 000 человек. 15 апреля войска Каспийского корпуса прибыли в Тарку, будучи встречены в трех верстах от этого аула Шамхалом и его сыновьями и некоторыми «малыми владельцами» сопредельных Тарку земель». Шамхал, поддерживавший и раньше дружественные отношения с русскими, получил от Валериана Зубова золотые часы, осыпанные бриллиантами, стоимостью в 1325 рублей. 25 апреля русский отряд достиг реки Озень и расположился лагерем. Здесь поступило донесение, что Шейх Али-хан Дербентский получил от Хамбутая (правильнее Кунбутта) Казикумухского Сурхай-хана значительное подкрепление, который должен был напасть с тыла, через горы, на отряд генерала Савельева, высланного вперед. Зубов поэтому спешным маршем прибыл 27 апреля к реке Урусай-Булак, где к нему прибыли с изъявлением дружбы к России брат уцмия Кара-Китайского и сын кадия Табасаранского. Зубов 2-го мая подошел к Дербенту.

В Дербенте существовали две партии: одна из местных жителей (мещан), требовавших сдачи русским «города без боя», и другая из «пришельцев от разных горских народов», настаивавших на обороне. Среди защитников Дербента, насчитывавшего около 25 000 домов, в том числе 60 армянских, было 400 конных казикумухов, 1200 до 1300 кубанских лезгин, до 90 кара-китайцев, 800 акушинцев и до 900 человек других кавказских племен.

Дербент, окруженный со всех сторон высокой, до 7 сажен, стеной, пал после 8-дневной осады и усиленного артиллерийского обстрела русскими, 10 мая. Потери русских составляли 3 офицера, 47 нижних чинов убитыми и 8 офицеров и 160 нижних чинов ранеными (?).

Здесь был опубликован Манифест Екатерины Второй на турецком, персидском, грузинском и армянских языках, с указанием прежде всего на то, что целью экспедиции является, якобы только ниспровержение Ага-Мохаммеда, присвоившего себе неправильно верховную власть в Персии.

Переправившись 6 июня через реку Самур, отряд подошел к Кубе. Жители принесли графу Зубову ключи города «с просьбой присоединить их к державе премилосердной царицы добрых».

13 июня бакинский Хуссейн-Кули-хан прибыл в лагерь Зубова на реке Ата-Чай с ключами города Баку. За это хан получил богатый кинжал, стоимостью в 1200 рублей. Еще более дорогой кинжал (стоимостью в 1500 рублей) получил и Щемаханский Мустафа-хан, через своего посланника, – за его готовность подчиниться России без борьбы. С приближением же позже к Шемахе, тот же Мустафа-хан получил еще саблю, украшенную драгоценными камнями и 40 камчатских соболей.

Оставив гарнизоны в Кубе и Баку, Зубов 19 июня повернул направо, на шемаханскую дорогу. Во время этого перехода бежал верхом из русского лагеря Шейх Али-хан Дербентский. В тот же день ушло в горы и население Кубы, во главе со своим наибом Вали-Беком, вассалом Дербентского Шейх Али-хана. На его место назначен был русскими брат того же Шейх Али-хана, Хасан-Бек-Ага.

Непримиримыми врагами русских оказались Хамбутай (Кунбутта) Казикумухский, Сурхай-хан и аварский Омар-хан.  Селим-хан Шекинский и Шемаханский Мустафа-хан, щедро одаренный подарками графом Зубовым, изменили в короткое время русским, и составили заговор напасть внезапно на лагерь Зубова и убить его самого. После раскрытия этого намерения оба хана бежали в горы.

С этого времени зашевелился весь горный Дагестан, жители которого совершали постоянные набеги на русские тылы и даже заняли, под предводительством Хамбутая (Кунбутта) Казикумухского и Сурхай-хана всю Кубинскую провинцию. В виду этого графу Зубову, отличавшемуся своеволием и жестокостью, не оставалось ничего иного, как посылать карательные отряды в горы. Эти отряды гибли, однако, большей частью, под ударами длинных дагестанских кинжалов. Словом, во время «победоносного» в начале похода Валериана Зубова повторилось то же самое, что и во время экспедиции Петра Первого: легкие успехи сперва и огромные затруднения впоследствии. Сообщения с Россией оказались прерванными, войско страдало от недостатка продовольствия и фуража, а временами даже питьевой воды, и умирало поэтому от эпидемических болезней и других причин, унесших более половины участников отряда. Если сначала в Петербурге ликовали по поводу «блестящих побед» юноши Зубова, то в скором времени начали подыскивать предлог, под которым можно было бы отозвать с Кавказа Каспийский отряд. Вскоре предлог этот представился сам собой, вследствие неожиданной смерти Екатерины Второй.

Валериан Зубов напрасно искал встречи на поле сражения с Ага-Мохаммедом. Этот последний уходил, однако, через Муганскую степь, уничтожая на своей дороге все, что могло бы пригодиться русским. Желанием его было заманить русских глубже в свою страну, чтобы затем уничтожить их при первом удобном случае.

Правда, 13 декабря 1796 года русские заняли Ганджу без боя. Правитель Джевад-хан лично поднес ключи своей столицы генералу Римскому-Корсакову. Сам же Зубов с главными силами двинулся к Куре. Уже в августе отряд его начал страдать от недостатка провианта и фуража, который в первые месяцы похода доставлялся, главным образом, из далекого Кизляра через Дербент. С течением времени, этот транспорт, продолжавшийся обыкновенно по меньшей мере месяц и 4 дня, начал подвергаться нападениям горных жителей Дагестана и вскоре коммуникация с Севером прекратилась вовсе. Зубов вынужден был поэтому, в целях сохранения здоровья и жизни солдат, менять постоянно стоянки. Так, например, он перекочевал из Куртбулага (около Старой Шемахи) в долину реки Персагата. Здесь жара, а еще больше неумеренное употребление фруктов, вызвали массовые заболевания среди солдат. Чтобы избегнуть дальнейших потерь и других лишений, отряд покинул постепенно долину Персагата и двинулся к Куре. Чтобы облегчить тяжелое положение Каспийского отряда, Императрица Екатерина Вторая (еще до своей кончины) велела астраханскому губернатору докупить 3000 волов и 1000 верблюдов, а графу Гудовичу 2000 лошадей для артиллерии и для черноморских казаков, находившихся в отряде Зубова.

21 ноября отряд прибыл в окрестности Джавата и остановился на левом берегу Куры, против Муганской степи. Сюда продовольствие доставлялось из Баку и Сальяны по реке Куре. Рыбу можно было ловить в большом количестве. При стоянке отряда открылся даже базар. «Для утверждения нашего владычества на прибрежье Каспийского моря, для обеспечения торговли и для устройства постоянного и безопасного сообщения с Грузией, предполагалось построить крепость и при ней основать город Екатериносерд, ниже слияния рек куры и Аракса, около Джавата, на левом берегу Куры. Для первоначального поселения решено было оставить при вновь возведенной крепости 2000 молодых солдат, с тем, чтобы правительство снабдило их всем необходимым для поселения, а армяне и грузины дали им жен». Затем имелось в виду построить крепости в Тарку и Руссейн-Булаке, а также усилить укрепления Баку, «как наиболее важного порта на всем Каспийском море».

Императрица Екатерина Вторая весь этот план безоговорочно одобрила.  Осуществление его должно было начаться безотлагательно, а именно в следующем 1797 году. Поэтому она приказала отпустить на эту цель 385 326 рублей 50 копеек, в том числе для Баку – 283 859 рублей, для Тарку – 90 634 рублей и для Руссейн-Булака – 10 838 рублей 50 копеек.

Неожиданная смерть Екатерины Второй, последовавшая 6 ноября 1796 году, привела к перемене монарха и режима в России и помешала исполнению планов относительно устройства военной линии и дороги по западному берегу Каспийского моря через Дагестан в Закавказье. Эта же смерть спасла от поголовной гибели и отряд графа Валериана Зубова, растаявшего уже, как сказано выше, больше чем наполовину. Парадокс – смерть спасает от самой смерти. В поход отправилось около 30 000 солдат, число это возросло впоследствии, благодаря дополнительным подкреплениям, до 40 000. Домой же вернулось только 18 000 человек.

Уже на второй день после смерти Екатерины Второй, т.е. 7 ноября 1796 года, граф Салтыков, председатель Государственной Военной коллегии, отправил к графу Валериану Зубову курьера с уведомлением о смерти Императрицы и о вступлении на престол Императора Павла Первого, одновременно приказывалось: «приостановить военные действия впредь до особого повеления; сосредоточить войска в таких пунктах, в которых они были бы обеспечены продовольствием, и ограничиваясь одной обороной, отнудь не предпринимали бы никаких наступательных действий».

Такая поспешность с приостановлением экспедиции на Южный Кавказ объясняется тем, что новый русский монарх, Павел Первый, человек сумасбродный, запальчивый и умственно ограниченный, ненавидел всей душой свою мать и всех ее фаворитов, и отрицал пользу всего того, что его предшественница и ее окружающие предпринимали на Кавказе. Павлу Первому нестерпима была кроме того сама мысль, что во главе «Каспийского отряда» поставлен был родной брат последнего фаворита матери его, графа Платона Зубова.

Приведенное выше распоряжение Валериан Зубов получил в его лагере на Куре только через месяц. Вслед затем он узнал, что каждый командир полка получил особое именное Высочайшее повеление немедленно «возвратиться с полком в свои границы и сберегать людей для лучшего употребления». В то же время Зубов был сменен и заменен графом Гудовичем на посту главнокомандующего.

Последний послал немедленно графу Салтыкову рапорт, в котором подверг критике все действия Зубова. Гудович писал, что он (Гудович), был до тех пор только «ливерантом», «от капризов графа Зубова зависящим», и что должен был «со стесненной душой» открыть «запутанность дел персидских, от неиспытанного вождя происшедших». Гудович объяснял далее все затруднения, в которых отряд Зубова очутился, в следующих словах: «все награждения получил он за мои труды; не освобождал он никогда Грузию, а освободили оные два батальона, в начале прошедшей зимы туда посланные, и движение войск тогда же к Дербенту мной сделанное». «Ага-Мохаммед, оказывается, ушел раньше приезда Зубова в Кизляр. Дербент взял он готовый. Позволил Шейх Али-хану поставить на высоте башню, которую он, Зубов, вынужден был штурмовать. Ширвань не только не очищена до Куры, но войска наши теряют то уважение и страх, которые персияне к нам имели, ибо, вместо донесенной от него победы, как слышно, первого числа прошедшего октября, отряд полковника Бакунина, по несчастию, побит весь наголову Шейх Али-ханом, вообще с Хамбутаем Казикумухским, и спаслись только несколько человек раненных в кустах; пушки и все потеряно, которые персияне (горцы-дагестанцы) оставили, увидевши Углицкий полк, пришедший на помощь, который пришел поздно». «Магазейнов в надобных местах не были учреждены». «При большом количестве провианта, туда доставленного, войска нуждаются в перевозке оного». «Жалкая конница, стоя более двух месяцев на одном места, пришла в изнурение». «Ширвань совершенно разрушена, дербентское владение тоже». Хамбутай Казикумухский, «позади в Дагестане находится, прерывает между отрядами и постами верную коммуникацию». С доставленным «подвижным магазейном поступлено как с неприятельской добычей, без всякой бережливости. О фураже и помышления не было заготовлять вперед».

Император Павел Первый разделял вполне мнение графа Гудовича (по поводу назначения последнего вместо Зубова), а именно о том, что «движение войск наших в том крае никаких решительно успехов не одержало». В том же рескрипте Павел указывал на то, что линия границы российской «проходила от устья реки Кубани, восходя вверх ее и потом ближайше и удобнейше выводя оную на реку Терек до Кизляра и т.д., и сию линию содержать в таком исправном и почтительном состоянии, чтобы она не только оберегала пределы наши, но и обуздывала впереди ее обитающие разные дикие народы».

Меньше всего можно было ожидать упрека в дикости рыцарских горцев, защищавшихся только против безграничного российского империализма, именно от Павла Первого, собиравшегося, как раз в тот момент, когда он писал эти слова, объявить себя незаконно рожденным сыном своего отца, Петра Третьего, задушенного в тюрьме по распоряжению его собственной жены, будущей Императрицы Екатериной Второй. Павел Первый был, как известно, сыном Салтыкова.

Относительно Грузии и «благожелательных владельцев» кавказских Павел Первый хотел создать федерацию с Россией, «зависящую от нас, яко верховного их государя и покровителя, не вмешиваться ни в образ правления их, и не требуя от них дани и иных повинностей, кроме верности к нам».

Шамхала Тарковского, владетеля дагестанского, а равным образом и ханов дербентского, бакинского и других, кои от западной части Каспийского моря близко находятся, удерживать по возможности в зависимости от нас, на вышеприведенном основании, поставляя их в удобность к соединенному отпору против подобных неприязненных замыслов, кои недавно со стороны Ага-Магомед-хана оказаны».

Все эти и подобные им заверения со стороны русских царей оказались, как это показали ближайшие 5 лет, на примере Грузии, присоединенной в 1801 году к России, пустой болтовней.

Что же касается отряда Зубова, то он повернул не на север, в Дагестан, где его ожидала опасность со стороны горских племен, живших между Шемахой и Кубой, а двинулся к Баку. Однако, и на этом пути «люди много потерпели, а лошадей множество погибло» от недостатка воды и растительности. Из Баку одна часть отряда пошла сухим путем, а другая уехала морем к Сладкореченской пристани. Войска, находившиеся в Грузии (около 4000), тоже были выведены. В следующем рескрипте графу Гудовичу Павел Первый повторил свой прежний приказ ограничиться обороной «русских границ», т.е. укрепленной линии, тянущейся от Ростова по рекам Кубани, Малки и Терека от набегов «хищников».

Такого образа действий Россия придерживалась недолго.  Всполошившись смертью Ага-Мохаммеда (1797 год), она перешла снова к агрессии. Тот же Павел Первый повелел 18 января 1801 года присоединить Грузию к Российской Империи. Его преемник Александр Первый подтвердил этот акт новым Манифестом от 12 сентября 1801 года, т.е. еще за три дня до своей коронации (15 сентября).

Одновременно начаты были приготовления к дальнейшему расширению русского владычества в Закавказье быстрым занятием Ганджинского (1804 год), Ширванского и Бакинского ханств (1806 год).

Утвердившись, таким образом, на Южном Кавказе, Россия могла уже приступить, наконец, к осаде северокавказской твердыни, защищавшейся горскими племенами вплоть до 1864 года с невиданным упорством, мужеством и ожесточением. Мировая история не знает более яркого геройства, какое было проявлено кучкой наших предков в борьбе за независимость не только собственной родины, но и всего Кавказа, против нападения со стороны могущественной Российской Империи.

Статья опубликована в журнале  //«DerFreieKaukasus» («Свободный Кавказ»), №3 (18), март, 1953, Мюнхен, Германия  

НАСЛЕДИЕ ДЖАБАГИЕВ ВАССАН-ГИРЕЙ ЭЛЬДЖИЕВИЧ. - Назрань-Магас, 2015.