[опубликовано 12 Марта 2010]

Чекулаев Николай

Военный суд подразделялся на генеральный и полковой. В генеральном суде расследовались дела следующей категории:
1) преступления против Романовых;2) преступления целого или половины полка, батальона, эскадрона или роты; 3) преступления совершенные высокопоставленными офицерами; 4) преступления направленные против генералитета и штаб, обер-офицеров.

К юрисдикции военного полкового суда относятся преступления совершаемые унтер-офицерами, рядовыми и нестроевыми, либо преступления направленные против них, а также правонарушения совершаемые во взаимоотношениях офицеров и рядовых.

Военный суд состоял обычно из 13 членов. Во главе генерального суда – фельдмаршал или лицо его заменяющее, а во главе полкового суда – полковник или подполковник. Но обычно военный суд состоял из 7 членов:
В генеральном суде – фельдмаршал (президент) и 6 асессоров – 2 генерал-поручика, 2 генерал-майора, 2 бригадира (полковника).

В полковом суде – полковник (президент) и 6 асессоров. – 2 капитана, 2 поручика, 2 прапорщика.
Помимо них были и другие военно-судейские чины: аудитор (генерал-аудитор, генерал-аудитор–лейтенант, полковой аудитор), полковой профос, палач и т.д.
В связи с тем, что Низовой Корпус состоял из гарнизонов, то военный суд подразделялся на гарнизонный и полковой[1].

Главой военного суда гарнизона являлся комендант. Без ордера коменданта ни один военный чин не подвергался «содержанию над ним фергера и кригсрехта» - (в переводе с немецкого – «кригсрехт» - Военный суд и «фергер» – выслушивание – Н.Ч.).
В гарнизоне военный суд функционировал на основе статей или артикулов Военного Устава 1716 г. Для содержания фергеров и кригсрехтов в каждом полку имелись прошивные тетради[2].

Непосредственно следствие вели асессоры. По заверешению следствия материалы уголовного дела передавались на рассмотрение генералитета Низового Корпуса, после чего генерал-аншеф В.Я. Левашёв составлял «конфирмацию», где выносился окончательный приговор по уголовному делу.
Военная Коллегия требовала от коменданта регулярно подавать ведомости о лицах приговоренных к смертной казни[3].

Комендант присылал в Военную Коллегию по истечении каждой трети года списки находящихся под арестом, судом военных чинов и уведомлял о вынесенных приговорах[4].
В обязанность коменданта входило организация надзора за поведением военных чинов, и если кто пьянствовал и был в «худом состоянии, является в шумстве или в других неистовых дела», то таких надо было наказывать по силе Военного устава[5].

Канцелярия главной артиллерии и фортификации требовала от коменданта инженерных чинов за пьянство, хулиганство, незнание инженерной науки и за иные преступления переводить в регулярные пехотные полки и исключать из числа инженеров. Так в 1733г. 7 кондукторов были разжалованы в унтер-офицеры и у них из полученного денежного жалованья и из рационных денег вычли половину выданных денег[6].
Правительственный указ от 7 июня 1728 г. предусматривал расследование и утверждение в Военной Коллегии приговоров по уголовным делам над нижними чинами не представляя их в Сенат[7].

Императорский указ от 7 сентября 1732 г. предоставлял главнокомандующему Низовым Корпусом право выносить приговоры самостоятельно без утверждения их Сенатом или Военной Коллегией[8].
В хранящихся в ЦГАРД документах освещающих историю жизнедеятельности Низового Корпуса имеется очень много уголовных дел военных чинов.
Самым распространенным видом преступления были побеги из полков. Совершали побеги, как регулярные, так и нерегулярные военнослужащие.

16 июля 1724 г. арестован солдат нижегородского батальона солдат Алексей Абоимов совершивший побег, за что согласно военному уставу главы 12 статьи 95 – прогнан шпиц рутенами через полк 3 раза[9].
30 апреля 1725 г. солдат дагестанского полка Панфила Перин за побег наказан кнутом – 80 раз и вырезав ему ноздри сослали в «вечную работу» в Гилянь[10].

Некоторые бежали из полка, т.к. не желали служить. Так, 22 октября 1725 г. на допросе извозчик дербентского полка Клементий Евдокимов сообщил, что совершил побег с целью жить среди дагестанцев[11].
В архивных документах имеются сведения о побегах военных чинов в горские аулы. Так, в 1725 г. бежали из дербентского гарнизона – денщик Илья Сулейманов, извозчик Климентий Евдокимов, в 1727 г. – солдат Степан Носов, в 1729 г. – рядовой Иван Кобылин, в 1730 г. – драгун Иван Бушев, гренадер Семён Хлыстов, в 1731 г. – кузнец Фрол Волков и гренадер Никита Красильников; в 1732 г. – рядовой Селиван Яковлев.; в 1733 г. – солдаты Степан Баженов, Баскаков, Фокин, Семенов, Орлов, Федор Трубецкой, слесарь Иван Линков.

Беглецам удавалось находиться в горских аулах не больше 3-х или 4-х дней, после чего их арестовывали и доставляли на место службы. Неоднократно горцы возвращали беглых военных чинов: Баскаков, Фокин, Семенов, Баженов, Орлов. Императорская администрация в Дагестане поощряла горцев за доставку на территорию расквартирования российских войск беглых солдат и казаков, выплачивая им денежное вознаграждение. Так, в 1733 г. за беглеца Красильникова из уцмийского владения служитель Ахмед-хана Рамазан Магомедов получил от дербентского коменданта из «кабинетных» денег 2 рубля [12].

В 1727 г. из малороссийских казачьих полков бежало 22 казака и из слободских полков бежало 29 казаков.
6 февраля 1733 г. совершил побег из команды полковника Харитона Иванова казак Сергей Нетропягин, который бежал с караула на деловом дворе[13].
9 марта 1733 г. за побег каптенармус дербентского полка Гусев наказан – бит 50 раз кнутом, вырезав ему ноздри, был сослан «в вечную работу» в Гилянь[14].
17 марта т.г. капитан Сысоев вернул из бегов солдата кабардинского полка Ширкина, который был наказан – бит батогами[15].

10 апреля т.г. того же полка солдат Кутузов за побег прогнан шпиц рутенами[16].
Анна 1 обязывала комендантов разыскивать и ловить беглых рекрут, и устанавливала награду за поимку беглого рекрута 10 рублей за человека. Императорский указ от 14 июля 1732 г. обязывал коменданта сообщать в Военную Коллегию о том, сколько из побегов вернулось или было поймано солдат, драгун, рекрут[17].
В уголовных делах уделено внимание преступления совершенными офицерами.

В январе 1732 г. расследовалось дело по поводу оскорбления подпоручика Карла Элермана капитаном Завозниным. 11 марта т.г. произошла ссора между дербентского полка капитаном Караваевым и дагестанского полка квартирмейстером Карлом Элерманом. Он обозвал Караваева на квартире комиссара Полянского вором. Караваев пришел взят свои деньги у Элермана. Элерман при майоре Тетерине оскорбил Караваева, обвинив его в подкупе свидетелей, что он давал им по 50 коп. Подробности этого дела стали известными из челобитной капитана Караваева к генерал-майору А.Б. Бутурлину. А.Б. Бутурлин требовал от коменданта, чтобы тот добился от Элермана извинения перед Караваевым и если его не будет, то он потребует суда над Элерманом (сведений о результате дела не имеется – Н.Ч.).

В том же году вышеупомянутый Карл Элерман был отдан под суд за то, что он своевольно отрешил лейтенанта флота Григория Амачкина от чести майорской. К тому же Карл Элерман у 98 военных чинов взял в долг денег на общую сумму 488 руб. 3 коп и их не вернул[18].

26 марта 1732 г. комендант Дербента разбирал ссору между капитаном Кеменгемом и поручиком Штенбеймером. Кеменгем находясь на квартире Штембеймера оскорбил его, а затем выхватил шпагу у поручика Берхрина, который ушел сразу же. В свою очередь Штенбеймер вырвал у Кеменгема его шпагу и тоже ушёл из квартиры. По ордеру генерал-майора А.Б. Бутурлина капитану вернули шпагу и сделали строгий выговор. Произошло примирение[19].

Рассматривали дело поручика Оголина арестованного за бранные, поносительные слова» в адрес капитана Муромцева[20].
В ноябре 1733 г. начато следствие над капитаном дагестанского пехотного полка Кордесом по поданной челобитной коменданту от того же полка от секунд – майора Бунина. Бунин сообщал, что Кордес в его адрес произнес «бранные и поносительные слова» [21].

23 августа 1732 г. был арестован капитан дербентского полка Фонбауман за неправильную смену с караула и «за противные» слова[22].
29 августа 1732 г. сержант дагестанского 1-го батальона Афанасий Андреев ушел с караула ночью и влез с целью грабежа в избу волторниста новгородского полка Никиты Дементьева[23].
В октябре 1732 г. поручик сулацкого полка Афанасий Феласов за нахождение дома сверх положенного времени разжалован в солдаты[24]

5 марта 1733 г. отдан был под суд капитан дербентского полка Вилузгин, который не позаботился о безопасности посланных в лес ротного обозного и двух денщиков за дровами, которых убили разбойники[25].
Подпоручик дербентского полка Анзер за отбытие из полка без приказа командиров по ордеру генерала А.Б. Бутурлина в наказание послана на караул бессменно на неделю[26].
При собрании дербентского полка учинен строгий выговор капитану Лезгинскому за то, что он самовольно прибавил себе офицерское старшинство, кроме того, у него вычли из жалованья на госпиталь за 3 месяца и вернули прежнее исчисление старшинства[27].

В апреле 1733 г. капитан Панафидин, следуя из крепости Святого Креста в Дербент без позволения коменданта самовольно взял и казачьи лошади и в дороге нанес увечья казачьему сотнику Небылицыну. По приказу генерал-майор А.Б. Бутурлина этот капитан выплатил деньги за наём от крепости Святого Креста до Дербента лошадей и велено ему быть на карауле – на гауптвахте бессменно неделю[28].
За самовольное взятие пороха артиллерии сержанта Новикова посадили на гауптвахту на 3 дня, а взятие пороха у Новикова слугой адъютанта Нестерова, учинили наказание – слугой был бит батогами, а адъютант посажен на гауптвахту на неделю[29].

21 мая 1733 г. начато следствие над аудитором Рязанской драгунского полка Вепревским за «поносительные слова» на прапорщика Рязанова и за нанесение ущерба денежной казне, за нарушение указов и не стал присягать[30].
21 марта 1735 г. капитан Кеменгем за обнажение шпаги и намерение заколоть поручика Штенбеймера посажен на гауптвахту и начато следствие. Произошло примирение[31].
28 мая 1735 г. за «безмерное шумство» установлен надзор за прапорщиком апшеронского полка Александром Петлингом[32].

Среди преступлений совершаемых военными чинами были и убийства.
Извозчик архангелогородского драгунского полка Влас Ильин без причины заколот ножом того же полка гобоиста Никифора Щеголева, который от полученного ранения умер. По приговору суда согласно 19 главы, 154 артикула Военного Устава Ильин был казнен через отсечение головы[33].

Солдат сербского гусарского полка Енакий Петров порубил саблей того же полка капрала Тодора Недыкова, за что ему назначено наказание – прогнан шпиц рутенами через 300 человек 9 раз[34].
За совершенное убийство извозчик Иванов был приговорен к смерти[35].

В 1731 г. солдат дербентского полка Антон Гусев вместе со слугой дагестанского 1го батальона майора Коптева – Поликарпом Сомовым совершили умышленное убийство малороссийского казака Ивана Михайлова, в наказание биты кнутом 100 раз и сосланы «в вечную работу» в Гилянь[36].
29 апреля 1731 г. казнена жена поручика новгородского драгунского полка Федора Толдубина за убийство своей служительницы[37].

29 августа 1732 г. казак Семён Лукьянов убил казака Алексея Аленя. По приговору генерала В.Я. Левашева - донской казак Лукьянов приговорен к смертной казни – отсечение головы[38[.
4 июля 1733 г. был бит кнутом 15 раз слободской казак ахтынского полка за то, что нечаянно убил из ружья казака[39].

Военный суд расследовал дело о нанесении обозному новгородского драгунского полка Тимофею Иванову ножевой раны в титку Арефьевым, за то, что Иванов назвал его вором[40].
В результате несчастного случая получил пулевое ранение солдат дербентского полка Сергей Калтышев, а лекарь Рифтер без консилиума врачей ампутировал солдату ногу, которую можно было вылечить. По приказу генерал генерал-майора А.Б. Бутурлина лекарь был отдан под суд[41].

29 августа 1732 г. был арестован рядовой дербентского пехотного полка Илья Боровой, в связи с тем, что он порезал себя ножом по горлу[42].
В мае 1730 г. ротный квартирмейстер новотроицкого полка Борис Перицкий за растление девушки наказан шпиц рутенами через эскадрон 6 раз.

Подвергся наказанию батогами драгун Логин Гомот как соучастник преступления Б. Перицкого[43].
Военные чины неоднократно совершали кражи. Солдат Матвей Гончаров за хищение провианта из «государственных житниц» сослан в казанский гарнизон[44].
В 1728 г. казак Иван Кулагин совершил кражу вещей у капитана, но затем у этого Кулагина эти украденные вещи похитили той же команды есаул Степан Макеев, казаки Иван Кобылянский, Иван Чирский[45].
В марте 1728 г. донские казаки Михайло Кулучинин и Иван Бабеский ограбили лавку купеческого человека Федота Фучукова[46].

Казаки Мартин Иванов, Яков Семенов и другие украли у маркитанта Фёдора Иванова 40 рублей[47].
Солдат дербентского полка Шевалдин украл у маркитанта 30 рублей, а гренадер кескерского полка Кузьма Субботин совершил кражу у астраханского купца Лошкарева[48].
28 июня 1729 г. солдат Поморцев за хищение государственных денег 10 руб. 12 коп подвергся штрафу[49].
За воровство денег 3 рублей у капитана ширванского пехотного полка Муромцева переводчик Дмитрий Гончаков посажен на гауптвахту[50].

Плотники архангелогородского драгунского полка совершили в сентябре 1730 г. кражу из магазина амуничных вещей, а затем эти вещи они продали, а деньги пропили[51].
В марте 1731 г. гарнизонный суд расследовал дело солдата куринского полка Екима Быкова, который заставил своего ученика внука попа – Федора Истомина (Быков учил его грамоте) совершить кражу драгунской епанчи[52].
В декабре 1731 г. рядовой Михаил Ширманов и донской казак Мартин Герасимов обокрали индийского купца. Солдат Афанасий Шиловский за кражу прогнан шпиц рутенами через батальон 16 раз и отправлен в Гилянь[53].
Казаки Федор Лященко, Иван Скрипка, Н. Дзяков совершили кражу вещей из квартиры малороссийского киевского полка писаря Данилы Княжелуцкого[54].

Солдат дербентского полка Иван Зубов совершил хищение из лавки местного торговца полуканатов, за что наказан при разводе караула на гауптвахте батогами, ранее он был прислан из Астрахани, где совершил кражу денежной казны[55].
21 января 1732 г. драгун архангелогородского драгунского полка Федор Крюков украл у Ловлинского мундир и пистолет, за это прогнан шпиц рутенами через полк 15 раз и написан опять в драгуны и велено чаще его использовать на работах[56].
19 марта 1732 г. отдан под суд солдат дагестанского 1-го батальона Михаил Ширманов за совершенное воровство[57].

22 октября 1732 г. солдат дербенсткого полка Белоусов, Мясников, Кавказский совершили кражу имущества артиллерии капрала Тимофеева. Часть вещей после кражи была продана местным жителям. Белоусов, Мясников явились с повинной и им наказание - стоимость украденного вычли из их денежного жалованья и после чего их освободили[58].
Казаки неоднократно крали лошадей. Так, в октябре 1732 г. за кражу лошадей казак Тимофей Иванов публично бит батогами[59].

2 февраля 1733 г. начато следствие по факту хищения гренадерами дербентского полка во главе с Алексеем Зверевым 8 стогов сена, находившегося при Милюкенте и Низовой, но они сознались в краже только 5 стогов[60].
9 февраля 1733 г. за намерение украсть казенное вино солдат дербентского полка Судыкин наказан шпиц рутенами через полк 9 раз и написан по прежнему солдатом[61].

Другим распространенным видом уголовного преступления совершаемым военными чинами было «ложные сказывания за собою слова и дела государева», которое использовалось с целью опорочить и тем самым расправиться со своим врагом, нередко оно использовать как средство избежать наказания за свою вину, либо говорили по пьянке[62].
24 сентября 1726 г. денщик Степан Чижиков заложное сказывание «государева слова и дела» бит батогами и написан в дербентский полк в солдаты[63].

Солдат апшеронского полка Алексей Колганов, посаженный под арест за «многое пьянство и плутовство», при наказании батогами сказал «государево слово и дело». На допросе Колганов объявил, что ничего не знает и не ведает, и сказал «слово и дело», только стремясь избежать наказание[64].
18 февраля 1732 г. за ложное сказывание «Ее Императорского Величества слова и дела» солдат дербентского полка Андрей Попов наказан шпиц рутенами через батальон 6 раз и определен опять в тот же полк в солдаты[65].
В мае 1733 г. плотник кабардинского полка Далгатов по пьянке сказал «государево слово и дело», за что прогнан шпиц рутенами через 1000 человек 7 раз и написан в тот же полк в солдаты[66].

19 ноября 1733 г. по доносу гренадера Истялева и мушкетера Кириллы Чижова арестованы каптенармус кабардинского полка Дмитрий Булачев, мушкатер дербентского полка Василий Глаткой, солдат апшеронского полка Степан Гулков. С сентября месяца длилась следствие по доносу Камышенкова - над солдатом дербентского полка Григорием Сорокиным по этому же делу взят под стражу того же полка капрал Григорий Затеев[67].
По указу Анны I от 1 апреля 1732 г. дербентскому коменданту было поручено следить затем, чтобы купцы в Дербенте привезенное железо под страхом наказания не продавали бы местным жителям, а использовали его только для своих нужд. 19 августа 1732 г. Анна I уведомила дербентского коменданта о введении запрета продавать дагестанцам сталь и свинец. Указом 25 ноября 1732 г. Анна I обязала коменданта не пропускать к горцам железа[68].

Запрещено под страхом сурового наказания продавать дагестанцам оружие, боеприпасы, лошадей и многое другое[69].
Но многие военнослужащие дербентского гарнизона нарушали эти запреты.
Обозный дербентского полка Семен Басов и солдат Степан Глатков продали в марте 1732 г. дагестанцам сталь, но так как они совершили это без умысла, «по простоте» и тем более продали не границу, а лишь в Дербенте, им смягчили наказание, били батогами[70].

В 1732 г. в нарушение запрета продавать горцам заповедные товары солдат дербентского полка Василий Дементьев покинул свой пост, ходил в средний город, где продал местному жителю свои и украденные у товарища патроны с пули по цене 1 коп за патрон с пулей, всего продал 22 патрона с пули. За нарушение запрета и учитывая, что этот солдат ранее не раз был пойман в воровстве по приговору генерала В.Я. Левашева при собрании батальона наказан 70 ударами кнута и, вырезав ноздри сослан на «вечную работу» в Гилянь[71].
В июле 1733 г. начато следствие над фузилером Никитой Зиновьевым за продажу дагестанцу пороха 1 фунта, наказан батагами[72].

Военные власти строго следили за тем, чтобы военные чины не совершали в отношении горцев преступлений.
В 1724 г. капрал дагестанского 1-го батальона Никита Пименов в нарушении указа использовал могильные плиты из верхней крепости Дербента на поделки, за что был арестован и находился под следствием[73].
18 мая 1727 г. гренадер дербентского полка Иван Кречетов ночью ходил с караула на большой рынок и поломал у дербентского жителя лавку, за что был прогнан шпиц рутенами через полк по 1 разу в течении 3 дней и снова записан в гренадеры[74].

9 мая 1728 г. есаул, сотник и 7 казаков донского войска были пойманы в воровстве имущества дербентских жителей, чтобы избежать мести наиба, они были высланы из города в «дальние сады», где они зарубили местную жительницу. За это вместо смертной казни (повешенья) есаул и сотник были биты кнутом 40 раз, а казаки - 30 раз[75].

На основании указа от 16 мая 1726 г. было установлено, что воинским чинам находящимся под арестом на пропитание давать денежное жалованье половину оклада до того, как они из-под ареста будут освобождены или на казнь и наказание будут осуждены, а тем, кто которые освободится из-под ареста без наказания, то в этом случае им выдавать и другую половину их оклада[76].

Таким образом, завершая данную статью считаю необходимым сказать следующее:
Здесь предпринята попытка на основе данных ЦГАРД воссоздать картину функционирования военного судопроизводства императорской армии.

Вышеизложенное позволяет утверждать, что комендант гарнизона являлся руководителем военного суда, обладая большими правами и полномочиями по наведению порядка в крепости.
Выше приведенные уголовные дела свидетельствуют о том, что войска являлись частицей общества, т.к. военные чины совершали такие же преступления как и гражданские лица (убийства, воровство, изнасилования и т.д) Характерной особенностью военного судопроизводства Российской империи было то, что ни чин, богатство, дворянство не спасало преступника от наказания. Действовал принцип неотвратимости наказания за преступление, жестокость приговоров объяснялась тем, чтобы это было устрашением для всех военных чинов, что в случае их провинности с ними будет поступлено точно также.

ПРИМЕЧАНИЕ

1. ПСЗ. Т. V. C. 382-388.; ЦГА РД. Ф. 18. Оп. 1. Д. 6. Л. 9.
2. Там же. Т. VII. C. 380, 649.; Т. VIII. С. 634.
3. ЦГАРД. Ф. 18. Оп. 1. Д. 6. Л. 9.; Д. 65. Л. 26.; Д. 18. Л. 42.
4. ПСЗ. Т. VII. С. 727.
5. ЦГАРД. Ф. 18. Оп. 1. Д. 168. Л. 22.
6. Там же. Д. 151. Л. 48.
7. ПСЗ. Т. VII. Ст. № 5341.
8. Там же. Т. VIII. Ст. № 6175.
9. ЦГАРД. Ф. 18. Оп. 1. Д. 3. Л. 1-5.
10. Там же. Д. 150. Л. 116.
11. Там же. Д. 14. Л. 1-4.
12. Там же. Д. 8. Л. 28-29.; Д. 14. Л. 1-4.; Д. 169. Л. 39.; Д. 71. Л. 55., 62.; Д. 157. Л. 19.; Д. 13. Л. 1-7.; Д. 167. Л. 1.; Д. 59. Л. 1-2.; Д. 164. Л. 103; Д. 70. Л. 72, 175-182, 1-2; Ф. 379. Оп. 1. Д. 7. Л. 18.
13. Там же. Ф. 382. Оп. 1. Д. 6. Л. 1-6.; Д. 42. Л. 34.; Д. 18. Л. 2.; Д. 27. Л. 7.; Ф. 18. Оп. 1. Д. 166. Л. 16.
14. Там же. Ф. 18. Оп. 1. Д. 153. Л. 2.
15. Там же. Д. 166. Л. 59.
16. Там же. Л. 94.
17. Там же. Д. 8. Л. 42.; Д. 87. Л. 223, 204.; ПСЗ. Т. VII. Ст. № 5122.
18. Там же. Л. 22.; Ф. 382. Оп. 1. Д. 35. Л. 1.; Ф. 18. Оп. 1. Д. 83. Л. 67-68; Д. 157. Л. 11.; Д. 138. Л. 53-54.; Д. 84. Л. 37.; Д. 140. Л. 36.; Д. 83. Л. 122-123.
19. Там же. Д. 83. Л. 177, 189, 194.
20. Там же. Д. 8. Л. 14-15.
21. Там же. Д. 169. Л. 13.; Д. 167. Л. 1,7.;
22. Там же. Д. 97. Л. 110.
23. Там же. Л. 157-158.
24. Там же. Д. 121. Л. 1-3, 8-12;
25. Там же. 153. Л. 2.
26. Там же. Д. 167. Л. 59.
27. Там же. Д. 157. Л.11.
28. Там же. Д. 169. Л. 13.;
29. Там же. Д. 167. Л. 1,7.
30. Там же. 153. Л. 37-38.
31. Там же. Д. 138. Л. 4-5.
32. Там же. Ф. 379. Оп. 1. Д. 7. Л. 15.
33. Там же. Ф. 18. Оп. 1. Д. 23. Л. 56.
34. Там же. Ф. 382. Оп. 1. Д. 42. Л. 111.
35. Там же.
36. Там же. Д. 35. Л. 125.; Ф. 18. Оп. 1. Д. 40. Л. 18-19.
37. Там же. Ф. 18. Оп. 1. Д. 65. Л. 15.
38. Там же. Д. 97. Л. 157-158, 182.
39. Там же. Д. 65. Л. 15.
40. Там же. Ф. 382. Оп. 1. Д. 28. Л. 18.; Д. 22. Л. 4.
41. Там же. Ф. 18. Оп. 1. Д. 168. Л. 22-23.
42. Там же. Д. 97. Л. 157-158.
43. Там же. Д. 5-6.
44. Там же. Ф. 382. Оп. 1. Д. 18. Л. 2.
45. Там же. Ф. 18. Оп. 1. Д. 59. Л. 5.
46. Там же. Ф. 382. Оп. 1. Д. 26. Л. 9.
47. Там же. Ф. 379. Оп. 1. Д. 9. Л. 39.
48. Там же. Ф. 18. Оп. 1. Д. 97. Л. 157-158; Д. 30. Л. 3.
49. Там же. Ф. 382. Оп. 1. Д. 27. Л. 7.; Д. 18. Л. 2.
50. Там же. Ф. 18. Оп. 1. Д. 8. Л. 34, 31-32.
51. Там же. Ф. 348. Оп. 1. Д. 10. Л. 1, 13-14.; Ф. 382. Оп. 1. Д. 30. Л. 1.
52. Там же. Ф. 382. Оп. 1. Д. 27. Л. 7.
53. Там же. Ф. 18. Оп. 1. Д. 40. Л. 18-19; Д. 166. Л. 45.;
54. Там же. Д. 79. Л. 126.
55. Там же. Д. 97. Л. 157-158. Д. 30. Л. 31.; Д. 83. Л. 197.
56. Там же. Д. 71. л. 95-98.
57. Там же. Д. 97. Л. 188-189.
58. Там же. Л. 286-287.
59. Там же. Ф. 382. Оп. 1. Д. 30. Л. 22.
60. Там же. Ф. 18. Оп. 1. д. 166. Л. 22.
61. Там же. Л. 22.; Д. 154. Л. 135.
62. Там же. Ф. 18, 382, 340, 348.
63. Там же. Ф. 18. Оп. 1. Д. 157. Л. 7.
64. Там же. Д. 173. Л. 98.
65. Там же. Д. 66. Л. 16; Д. 140. Л. 4.
66. Там же. Д. 167. Л. 68.
67. Там же. Д. 164. Л. 103.
68. Там же. Д. 97. Л. 15 и об, 288; Д. 140. Л. 32 и об.; Д. 95. Л. 1.; Д. 38. Л. 10.
69. Там же. Д. 38. Л. 10.
70. Там же. Д. 96. Л. 21.; Д. 140. Л. 32.
71. Там же. Д. 138. Л. 27.; Д. 79. Л. 17.; Д. 153. Л. 27.; Д. 168. Л. 5.; Д. 83. Л. 30.
72. Там же. Д. 168. Л. 32.
73. Там же. Д. 8. Л. 4.
74. Там же. Д. 11. Л. 1-4.
75. Там же. Там же. Д. 72. Л. 122.; Д. 157. Л. 89.
76. ПСЗ. Т. VIII. С.. 925.

Журнал АКАДЕМА № 3. 2006